«Ну подумаешь, плеть… – начал уговаривать себя Питер. – Это же просто… Это же просто длинная рука! Я буду считать, что у Лусха одна рука длиннее другой!»
Орк чуть подался назад, чтобы дать Питеру пройти во двор, потом закрыл воротную створку и двинулся на свою жертву, желая сегодня одержать абсолютную победу.
Его напор был страшен, наверное, с такой же яростью он раньше забивал насмерть не понравившихся ему рабов. Плеть жгла и сдирала кожу, стучала по костям, угрожая переломать Питеру руки и ноги. Никакие прежние навыки не помогали – «длинная рука» Лусха разила издалека, заставляя Питера вскрикивать. И сколько он ни катался по земле, раскаленная боль из тела никуда не уходила, начиная зажаривать его изнутри. Каждый новый удар Питер теперь ощущал всем телом, не зная, что предпринять в следующий момент.
В конце концов Лусх навис над упавшей жертвой и начал бить его со всей силы по подставленным рукам, которыми невольник из последних сил пытался закрыть голову. Питер понимал, что в этот раз Лусх не остановится до самого конца. Отбитые руки совсем онемели, особенно левая, в которой скопилось так много разрушающей силы, а Лусх все поддавал и поддавал огня. Видя, что не может сбить руки плетью, он решил ногой снести защиту дерзкого раба, но едва размахнулся, Питер понял, как рассеять сжигавшую его разрушительную силу.
Легкое прикосновение Питера заставило Лусха взвыть так, будто его ногу пронзили раскаленным гвоздем. Он протяжно закричал, но тут же подавил крик и, бросив тяжелую плеть, заковылял к дому, подтаскивая ногу.
Хлопнула дверь, с лестницы донеслись стоны Лусха, переходящие в утробное рычание. Находившиеся в доме члены семьи сбежались на шум, однако на все расспросы Лусх отвечал только злобным фырканьем: не мог же он признаться в том, что получил этот непонятный сокрушительный удар от худенького человечка, которого донимал каждый день.
Последним с невозмутимым лицом на лестницу вышел Корнелий. Он сделал знак, и домочадцы вернулись к своим делам, зная, что Корнелий все уладит.
– Что случилось, ты кричал так, будто тебя поджарили?
– Этот… он… – Лусх пытался говорить на яни, но срывался на оркские ругательства. – Моя нога, она словно… Она горит огнем, разве ты не видишь?
Корнелий подошел ближе и, присев на корточки, легонько коснулся голени Лусха. Через мгновение лицо молодого орка прояснилось.
– О, отпустило! – с облегчением произнес он.
– Сущий пустяк, должно быть, эта боль тебе только пригрезилась.
– Пригрезилась? Я думал, что останусь калекой, вот как это пригрезилось!
– Ты плохо контролируешь себя, возможно, в запале ударил по собственной ноге, а удар в голень всегда болезнен.
Это был выход для самолюбия Лусха: не жалкий раб поразил его, а он сам – случайно нанес себе этот удар.
Молодой орк успокоился и перевел дух.
– Я не хотел браться за эту плеть, но ты настоял…
– Согласен, это была не лучшая идея, а теперь иди отдыхать, на сегодня достаточно.
С этими словами Корнелий развернулся и стал подниматься в свою комнату, где жил под самой крышей.
– Корнелий! – окликнул его Лусх.
– Что? – спросил тот, полуобернувшись.
– Ты слишком хорошо его учишь!
– Он слишком хороший ученик… Но, если тебя это пугает, – Корнелий повернулся к Лусху полностью, – я прекращу эти уроки.
Орк опустил глаза и покачал головой:
– Нет, если он станет хорошим защитником, мы сможем выгодно его продать.
– Что ж, приятно видеть, что ты можешь рассуждать здраво. Иди отдохни, ты достаточно пережил сегодня.
Питер поднялся с земли и огляделся. Работавшие допоздна строители спрятались, вид необычно жестокого избиения напугал их, однако Питер чувствовал себя удовлетворительно. Ссадины и глубокие царапины на руках, конечно, донимали, однако мышцы и кости были в порядке.
Подняв оброненную плеть, Питер отнес ее на крыльцо хозяйского дома и направился к погребу, стараясь не думать, какое наказание могут придумать за его сегодняшний проступок.
«Что поделаешь – я защищал свою жизнь. Он собирался меня убить», – оправдывал себя Питер.
«Питер!» – окликнул его кто-то, он скорее почувствовал это, чем услышал.
«Эй, Питер!» – повторил другой голос.
«Обернись, мы тут», – прозвучал третий.
Питер остановился у входа в погреб и медленно повернулся. В нескольких шагах от него стояли три фигуры в темных развевающихся хламидах.
– Кто вы? – спросил он, холодея от страха и делая шаг назад.
– Мы, это – мы. А вот кто ты, Питер? – спросил тот, что стоял слева, и в спускающихся сумерках его лицо озарилось светом красного пламени.
– Я… Питер Фонтен, невольник, – пролепетал Питер, не зная, явь это или видение.
– Нет, ты скажи – кто ты? Кто ты на самом деле? – спросил второй незнакомец, и его одежды затрепетали от набежавшего ветра.
– Я – Малой, я был галерным, вот и все!.. – в отчаянии воскликнул Питер, желая избавиться от страшных видений.
– Не хочет он нам ничего рассказывать, затаился, – сделал вывод третий, и вдруг совсем рядом кто-то испустил душераздирающий вопль:
– А-а-а-а!
Питер резко обернулся и увидел широко распахнутый рот Бриана.
– Замолчи! – приказал он и снова посмотрел туда, где стояли незнакомцы, но там никого не было.
Бриан перестал кричать и только часто дышал.
– Да что ж такое, орут и орут, – пробурчал один из работников-строителей, укладываясь на солому.
Питер подхватил Бриана под локоть и проводил в погреб, где уложил на солому и принес воды.
Лишь осушив целиком большую плошку, тот смог говорить:
– Малой, похоже, со мной действительно что-то не так…
– С чего ты взял? – притворно удивился Питер, который и сам еще не отошел от видения.
– Я только хотел выйти из погреба, чтобы посмотреть, что с тобой. Честно говоря, я думал, с тобой покончено – ты так кричал!
– Это не он кричал, это хозяйский сынок, – внес ясность строитель-ворчун.
– Да? А мне показалось, что это Малой кричит, и я пошел посмотреть. Поднялся, вижу – ты, хотя знал, что ты лежишь, окровавленный, на земле!
– Это не он кричал, а хозяйский сынок! – снова напомнил строитель.
– Неважно, я-то думал иначе! – возразил Бриан, увлекшись собственным рассказом. – А потом еще эти таинственные и жуткие фигуры со светящимися лицами! Ужас!
Бриан сел и, закрыв лицо руками, прогундосил: