– Ну, идите.

Невольники пошли в город, и всю дорогу радостный Бриан говорил не переставая, объясняя Питеру, почему болезнь оказалась не болезнью и как вредно находиться у реки в жаркую погоду.

Тот только кивал, погруженный в собственные мысли. Опасные неведомые личности преследовали его на каждом шагу, и, что самое неприятное – он даже не понимал, чем так заинтересовал их.

Было время, когда Питер считал волшебником балаганного фокусника, но теперь он столкнулся с чем-то куда более серьезным. Рассказы Корнелия, подкормка лягушек, назойливые визитеры – все это перемешалось в голове, требовалось как следует выспаться, чтобы беспокойные мысли наконец улеглись.

– А что это с твоей рубахой, она как будто чище стала? – услышал Питер, едва очнулся от собственных мыслей.

– Это от воды и песка, я же каждый день в речке, – пояснил он.

– Правильно, а я подумал, что ты где-то обновку раздобыл, – продолжал болтать Бриан. – Мне бы тоже не помешало, моя-то рубаха, смотри – совсем ветхая стала, я ее чиню-чиню, а толку никакого… Такую одежку не латать надо, а сразу выбрасывать, но другую-то где взять? Ох, жизнь наша невольная.

Они вошли в город, и Бриан наконец замолчал, здесь это было небезопасно. Перешагнув через бычий навоз, они свернули за угол и не увидели у ворот Лусха.

– Ты смотри, молодой хозяин куда-то подевался, – сказал Бриан. – Может, и ворота закрыты?

Они подошли ближе, Бриан толкнул створку, и она подалась. Невольники зашли во двор, но и там не увидели Лусха, хотя все вокруг происходило как обычно: дымила кухонная пристройка, рабы-строители убирали инструменты и леса.

– Что-то не видать молодого хозяина, – снова повторил Бриан. – Может, заболел? Ну, я пойду, а ты постой здесь, вдруг он просто запаздывает. А то нехорошо получится.

– Иди, я подожду, – согласился Питер. Он понимал Бриана – если разгневанный Лусх пойдет искать Питера в погреб, тогда и другим может не поздоровиться.

Бриан торопливо скрылся, а Питер прошелся вдоль построек, перекинулся парой слов со строителями и направился к погребу. Он знал, что Лусх против него больше не выйдет.

38

Закончилось жаркое и пыльное лето, пошли осенние дожди, и на сбор лягушек Питер отправлялся теперь, прикрываясь просмоленным мешком. Совсем от сырости это не избавляло, ведь ему все равно приходилось лезть в воду, однако приходить к реке промокшим до нитки было неприятно.

По осени лягушек в реке становилось меньше, и Питер мог приносить меньший улов, но он научился прикармливать рыбу, поэтому доставлял все те же корзины, а в свинарнике под навесом Гурд и Ланкер сами решали, что свиньям, что рабам, а что и хозяевам, ведь иногда Питеру удавалось наловить крупных линей, которых орки ценили особенно высоко.

Занятий с Корнелием Питер не прекращал, правда, встречались они теперь реже, зато далеко ходить не требовалось – Корнелий подобрал для занятий удобную полянку недалеко от лесной тропы.

Питер осваивал двуручные мечи, топоры, стрельбу из арбалета и барийского лука, растягивать который учился целый месяц.

Отношение хозяев к нему тоже изменилось, теперь он получал еду на плошке, а вместо вонючего жира к куску свежей лепешки ему полагался копченый окорок. Бриану же его долю по-прежнему бросали в пыль.

Вечером повар-невольник приносил ему в погреб горячий отвар из трав и сушеных ягод, а постелью ему служила не рассыпанная солома, а набитый сеном тюфяк и мягкая подушка из пакли.

Питер принимал это как должное и нисколько не смущался перед другими невольниками, положение которых не изменилось. Глава семьи Даувпирт называл его отличным работником, а другие орки, встречая на улице, замолкали при его приближении и долгими взглядами провожали худенькую, но несгибаемую фигурку ценного невольника. Те же, кто когда-то мечтал с ним разделаться и отомстить за родственников, разговоров на эту тему больше не заводили. Построенный на чужой земле город нуждался в защитниках, а из этого человека, по слухам, получался крепкий воин.

Наиболее зажиточные семьи орков, владельцы самых больших усадеб в глиняном городе, уже начинали соперничать за право выкупить у Даувпирта молодого защитника, когда тот будет готов. Речь шла о сотне-другой золотых дукатов, в таких случаях мелочиться было не принято.

Началась зима, которая в южных краях почти не отличалась от осени. С деревьев облетели листья, корни купыря затвердели и высохли, сборщики перешли на молодые ветки и носили их к свинарнику огромными вязанками. Питер продолжал свой промысел, похолодевшая вода его не смущала, а для подкормки он научился разводить земляных червей, поставив для них корыто с перегноем прямо под навесом у свинарника.

Работники свинарника берегли корыто Питера и не решались сунуть нос под крышку. Только Ланкер знал, что в нем, но не считал нужным рассказывать остальным. Больше других страдал от неудовлетворенного любопытства Бриан.

Придя в очередной раз на поляну, где они с Корнелием продолжали занятия, Питер увидел высокий, крытый ветками и травой навес. Он занимал почти всю поляну, под ним на сухом островке сидел Корнелий.

– О, это ты велел построить навес? – спросил Питер, садясь рядом.

– Нет. Хозяин так решил. Они ждут, что ты станешь защитником.

– Вместо тебя? Ты что, собрался уходить?

– Я попытаюсь уйти, но не теперь. А защитника можно выгодно продать – торговля за тебя уже идет.

– Но ведь они должны еще суметь удержать меня.

– Они применят старый способ. – Корнелий поднялся. – Позовут колдунов, и ты полюбишь орков-молоканов, как своих собственных братьев.

– Я… Я не сдамся. Как мне противостоять колдовству, Корнелий?

– Мне это неизвестно, я ведь не маг и не травник. С оружием – изволь, научу всему, что знаю, об остальном позаботься сам. Что выберешь сегодня для урока?

– Меч. Мне нравится, когда получается.

– А что неприятно, с чем ты не дружишь?

– Барийский лук. Не хочу за него даже браться, все мои стрелы летят вкривь и вкось. Не мое это оружие.

– Что ж… – Корнелий вздохнул. – Значит, сегодняшний урок мы целиком посвятим барийскому луку. Ты достаточно силен, чтобы растянуть его и послать стрелу, но, отпуская тетиву, ты расслабляешься.

– Почему же не расслабиться, ведь стрела уже в полете?

– Потому что стрелы любят строгость.

До самого вечера, до дрожи в руках и ногах, Питер «держал позицию», растягивая лук высотой с него самого, и посылал в деревянные щиты стрелу за стрелой. Но как ни старался, как ни выдерживал все тонкости прицеливания, его стрела била четыре доски, а у Корнелия выходило шесть насквозь.

– Я не могу понять, вроде и лук один, и стрела одна и та же, почему же у меня в четвертой вязнет, а твоя шесть насквозь проходит? – недоумевал Питер.