Питер подхватил веревку и вышел. В глаза ему бросилось большое пятно крови, выплывавшее из-под рассеченной кирасы на правом боку Корнелия.
– Ты ранен?
– Ничего страшного, это не помешает мне добраться до родины.
Несмотря на ранение, голос Корнелия звучал бодро. Он быстро вошел в конюшню, Питер стал его ждать.
– Я вспомнил все, Питер! – донеслось оттуда, потом показался Корнелий с зубаном на поводу.
– Ты вспомнил, где твоя родина?
– Представь себе, как только железо манукара воткнулось в меня, я как будто переменился. Теперь помню все: и детство, и семью, и братьев!
– Тебя нужно перевязать!
– Я уже сделал перевязку, просто дыра большая, вот и течет, – пояснил Корнелий, деловито расправляя упряжь.
– Но с такой раной нельзя верхом, ты должен отлежаться!
– Зачем? Чтобы выжить? – Корнелий усмехнулся. – Доехать до дому сил хватит, а большего ничего и не нужно. Ты, главное, следи за конными манукарами. Как только они сорвутся с места и помчатся вслед за мной, смело беги к их лагерю. Ты теперь защитник, поэтому лошадь заберешь без проблем.
– Но как же ты прорвешься к воротам, они же узнают тебя?!
– Сразу не узнают, я надену шлем и кирасу манукара…
– Лошади проворнее зубанов, Корнелий, они догонят тебя!
– Я поскачу прямиком в холмы, там лошадям с зубаном не тягаться. Все, Питер, иди, пока они не перекрыли выход к лестницам.
– Прощай, Корнелий.
– Прощай.
С мотком веревки в одной руке и мечом в другой, Питер выскочил в переулок и побежал к башне на юго-западном углу крепости. Где-то рядом, за ближайшей стеной, раздавались крики и звон мечей, а у лестницы, где он только что спускался, ждала засада из двух лучников, однако Питер поспешил к другой.
Добежав до очередного угла, он осторожно выглянул и увидел бродившего по улице мула, а у лестницы возле башни – четверых пехотинцев.
Перекинув веревку на плечо, Питер вынул кинжал и, выскочив из-за угла, побежал навстречу новой схватке.
Заметив опасность, пехотинцы дрогнули, однако развернулись в боевой порядок и достали мечи. До них оставалось ярдов сорок, и Питеру пришло в голову попытаться прямо сейчас услышать мелодию, которую должен отбивать меч. Он стал на бегу притопывать левой ногой и ударять кинжалом о меч. Шаг, другой, третий, внешний мир поплыл и стал раскачиваться в такт отбиваемому ритму. Вот и четверка пехотинцев, напряженные лица, широко раскрытые глаза. Питер был уже в двух шагах, но они даже не пошевелились.
Вот один что-то закричал и замахнулся мечом, но Питеру не составило труда отбить его – солдаты были такими медлительными.
Питер ударил крайнего рукоятью кинжала, и тот повалился на бок, увлекая с собой других. Оставив пехотинцев барахтаться на земле, Питер преодолел двадцать ступеней и оказался на стене.
Налетевший ветер освежил его разгоряченное лицо, дав почувствовать запах новой свободы. Свободы, которую не мог даровать хозяин-рабовладелец, свободы, которую он мог получить сам и отстоять ее, если потребуется, с мечом в руках.
Внизу, возле лестницы, потирали ушибленные бока пехотинцы. Они и не думали преследовать защитника, второй раз могло и не повезти.
А Питер тем временем привязал веревку к балке, взглянул на лагерь императорского отряда, и в этот момент оттуда сорвалась и понеслась во весь опор резервная группа из двадцати конных гвардейцев, заметивших выскочившего из крепостных ворот одинокого всадника.
Сомнений быть не могло, это – защитник, уничтожение которого являлось делом большой важности.
«Спасибо тебе, Корнелий», – мысленно поблагодарил Питер и, перевалившись через стену, стал спускаться.
– Не, ну ты видел? Как молния, я даже не заметил, как он меня долбанул! – жаловался пехотинец, получивший удар по шлему. Теперь он снял его и тряс головой, пытаясь унять непроходящий звон.
Появился запыхавшийся сержант с красным лицом и запачканным кровью мечом.
– Ну что, упустили, мерзавцы?! – закричал он издалека.
– Дык защитник, господин сержант, такого разве удержишь! – стали оправдываться солдаты.
– Какой защитник? Защитник через ворота ушел – только его и видели!
– Ну и этот был защитник, как дал кулаком, так все и повалились! – начал объяснять солдат без шлема. – Как молотом, честное слово!
– Этот еще времени пожалел, – со вздохом сказал другой. – Мог бы и жизни лишить, как есть всех до одного. Это ведь он самый двух господ офицеров с лестницы скинул, как детей малых… Страх просто.
– Истинная правда, – поддержали другие. – Повезло нам.
– Ну и где он сейчас, куда делся, это вы видели? – начал выходить из себя сержант.
– За стену пошел, – сказал пострадавший и надел шлем.
– Вот придурки. За мной, быстро!
И сержант стал торопливо подниматься по лестнице, увлекая за собой четверых солдат.
– Во, веревка! – воскликнул один из пехотинцев, когда они оказались на стене.
– Веревка, а сам-то он вон уже где… – сказал другой, указывая на далекий силуэт бегущего человека.
– Ну все, пропали наши в лагере.
– И ведь знаку им никакого не подашь – далеко.
– Может, еще разбегутся, – сказал сержант и вздохнул: – Мало нам молоканов, еще эти защитники в каждом городе.
Небольшой сундук лежал на подрессоренном возке и был тщательно прикрыт кожаными пологами, да еще завален разной поклажей, не имевшей к сопровождавшим его двадцати всадникам никакого отношения. Вне всякого сомнения, там было золото, которое доставляли из императорского казначейства для выплаты жалованья войскам. Фон Крисп понял это с первого взгляда, ему и самому случалось сопровождать такие грузы в далекие времена лейтенантской юности.
– Что скажешь, хозяин? – спросил сидевший рядом с фон Криспом карсамат Мукат, присоединившийся к шайке капитана всего неделю назад.
Всего под началом фон Криспа состояло пятнадцать человек, в том числе два-три карсамата. Основную же часть составляли стражники из разрушенного портового города Исфагана, в окрестностях которого все еще происходили столкновения войск императора Рамбоссы с посланниками Хиввы – туранами и орками-молоканами.
– Что скажу? Нужно заставить их поделиться.
– Зачем делиться? Давай убьем всех и эта… заберем все золото!
Фон Крисп посмотрел на Муката, в глазах которого светилась алчность, а на лбу от волнения даже выступил пот, хотя к жаре карсаматы были привычны.
– И что, прикажешь за это золото весь отряд положить? – строго спросил капитан. – Мы ведь не тураны, это для них важно подраться, а для нас жизнь у дороги – заработок. Понял?