Лейтенант молчал, напряженно размышляя. Это мог быть обман, однако туранские засады на дорогах не такая уж редкость, пятая часть казны для снабжения войск оседала в их карманах – лейтенант знал об этом, его предупреждали перед отправкой.
– Откуда вы знаете, в каких ячейках лежит золото? – спросил он, делая к фон Криспу еще один шаг.
– Сам когда-то сопровождал такие сундучки и тоже когда-то был лейтенантом.
– Кем же вы подпишетесь в своей разбойничьей расписке, уж, наверное, не собственным именем?
– Подпишусь наместником императора в здешнем районе.
– Наместник приморской области – генерал-граф Форвиц! Он честный дворянин и достойный человек! – с вызовом произнес лейтенант, желая поддеть фон Криспа, но тот на эту попытку только улыбнулся.
– Ну и где же этот дворянин и человек? Постойте, сейчас я угадаю – в Кронслабе, что в семидесяти милях на запад. Правильно? Что же он замещает там, в прохладе и безопасности?
Лейтенант смутился, он не знал, насколько осведомлен незнакомец.
– Хорошо, – согласился он. – Сейчас я принесу золото и бумагу. Ждите.
Оставив лошадь, он направился к возу. Там обменялся с возницей несколькими словами и, сняв с шеи ключ, стал открывать спрятанный под фальшивыми узлами сундук.
В ожидании выкупа фон Крисп улыбался сержанту, а тот презрительно кривился и отворачивался.
Вскоре лейтенант вернулся с заветным мешочком из черной кожи.
– Будете пересчитывать? – спросил он.
Фон Крисп взял мешочек, взвесил на руке и покачал головой.
– Нет, по весу – это золото. Давайте бумагу.
Лейтенант подал гербовый листок, обрезанное перо и открыл крышку походной чернильницы.
Фон Крисп был знаком с канцелярским слогом, поэтому быстро написал несколько подходящих случаю строк, указал сумму и подписался: Себастьян фон Штеттер, советник дорог его императорского величества.
– Хм, смешно, – заметил лейтенант, перечитав документ. – Теперь давайте свои хваленые советы.
– Что ж, извольте. Проедете поворот, через триста ярдов с правой обочины будет крутой съезд, камней там поменьше, возок не развалится. Дальше все под горку, и через полмили упретесь в овраг, пройдете вдоль него сотню ярдов вниз и увидите обвал, по нему легко спуститесь на дно оврага.
– Так ты в овраг нас завести хочешь?! – негодующе воскликнул сержант.
– Вот именно. По дну оврага можно ехать, там всюду плотный песок, ручей не глубже, чем по колено. Но есть две запруды, человеку примерно по горло, других трудностей нет, через два дня вы выйдете к разрушенному селенью в двадцати милях от берега моря. Там проходит дорога на Ямс. Это место вам знакомо?
– Туда мы и идем, – ответил лейтенант, внимательно слушавший наставления разбойника.
– Но мы потеряем лишний день в дороге, – напомнил сержант, впрочем, лейтенант даже не стал ему отвечать – сохранность груза была важнее.
– По верху может проехать всадник, поэтому можно пустить по краю одного наблюдателя, только не по ближнему берегу оврага, а по дальнему. Перебраться туда можно там же – у обвала.
Фон Крисп сделал знак своим людям, те выбежали на дорогу и стали оттаскивать деревья, а освободив ее, снова скрылись в зарослях. Фон Крисп тоже попятился к обочине и, пока лейтенант взбирался в седло, исчез в кустах.
Новая неделя выдалась для фон Криспа успешной: помимо полученных от лейтенанта-кирасира ста дукатов удалось потрясти двух дерзких торговцев, попытавших счастье на открытой дороге. Но особенное удовольствие фон Крисп получил от захвата туранской казны, собранной ими на северных дорогах.
За три тысячи серебряных рилли пришлось развернуть настоящее сражение, но место было выбрано верно, и армия капитана потеряла всего троих человек, полностью уничтожив отряд из двадцати восьми туранских всадников.
Видимо, оказавшись в южных, формально управлявшихся Хиввой провинциях, тураны расслабились и утратили осторожность, за что и поплатились, а войско разбойников оказалось при деньгах, и у них появилась своя казна, которую теперь приходилось охранять.
Не доверяя бывшим городским стражникам, фон Крисп назначил хранителями денег Муката и Гафара, отдав под их охрану серебро, а при себе оставив золото. Карсаматы отличились в схватке с туранами, поэтому капитан счел возможным довериться именно им. Он хорошо знал, что, когда дело касается денег, обласканный чужак всегда вернее, чем самый близкий родственник.
Теперь отряд находился на отдыхе подальше от дорог, поскольку тураны ждали казну и, без сомнения, станут искать тех, кто ее перехватил. Они были упрямы и мстительны, поэтому следовало подождать, пока у них появятся другие дела, и только потом вернуться.
– Ваше благородие, лазутчика поймали! – доложил сунувшийся в шалаш бывший сержант стражников.
– Что?!
Фон Крисп вскочил с топчана, сразу хватаясь за меч. После обеда он задремал, а тут этот сержант.
– Что случилось, ты чего орешь?
– Дык… – сержант смутился. Он надеялся получить поощрение, а вышло наоборот. – Ваше благородие, я говорю, лазутчика поймали, видать, нас выискивал, чтобы туранам сообщить.
– Ну так и прибили бы, чего ж меня будить?
Фон Крисп сел на топчан и растер ладонями лицо. Только что ему снился чудесный сон, будто он женится на молодой красавице. В большой зале полно гостей, и богатые, уважаемые подданные императора рукоплещут блистательной паре.
– Подумать только – какая чепуха…
– Что? – подался вперед сержант.
– Это я не тебе.
Фон Крисп зевнул и поднял припухшие глаза на сержанта.
– Так что там с лазутчиком?
– Сначала хотели убить, но он не дался. Только Мукат с арканом помог, но убить не дал, сказал – какая нам с этого выгода…
– Ишь ты! – Капитан засмеялся. – Быстро учится, молодец.
– Ну так что с ним делать?
– Что делать?
Фон Крисп вздохнул, он хорошо запомнил лицо невесты из этого странного сна и даже исходящий от нее запах розового масла.
– А веди его сюда, посмотрим, что за лазутчик.
– Слушаюсь, ваше благородие!
Сержант выскочил из шалаша, и фон Крисп ненадолго вернулся к воспоминаниям о своем полуденном сне.
– Вот чепуха-то, даже неловко как-то, – произнес он вслух. Случалось, ему снились выигрыши в кости, дуэли, сражения, но чтобы женитьба…
Послышались шаги, двое конвоиров втолкнули в командирский шалаш лазутчика. Им оказался молодой, крепкий с виду человек. Бритый, в поношенных холщовых штанах и рубахе, связанный тем же арканом, в который его поймал Мукат. Под глазом у него наливался свежий синяк, губы были разбиты.