Должно быть, что-то там было не в порядке: капитан давал отрывистые команды, матросы метались с кормы на нос и с борта на борт. Потом возле кормы громко плеснула вода и по борту что-то зашуршало.
– Ну вот… – отрывисто проговорил Рыжий. – Парус мочат.
– А зачем?.. – тут же спросил Питер.
– Тяни весло, не спрашивай! – приказал Бычок.
– Должно, опять… скроги привязались… – ответил Рыжий обыденно, и Питер стал успокаиваться. Видимо, угроза была совсем незначительна.
«Лучше грести, лучше учиться правильно грести, – начал внушать себе Питер. – Вот только задница совсем онемела… Но я привыкну, обязательно привыкну и… потом сбегу».
За двигающимся силуэтом Бычка в срубе что-то мелькнуло, Питер не удержался, чтобы не посмотреть, но едва не получил по лбу весельной оглоблей.
Выбрав момент, он все же выглянул и увидел взбивающие воду весла чужой галеры. Вне всякого сомнения, это был враг капитана Эрваста, а значит, и его, Питера, враг, ведь если галера пойдет на дно, с ней уйдут и все шестьдесят прикованных к петлям гребцов.
– Не верти башкой! – прикрикнул Бычок, и в поддержку его слов по спине Питера хлестнула плеть надсмотрщика.
– Греби, щенок, а не то полетишь за борт!
Питер зажмурился, ожидая новых ударов, но надсмотрщик ушел, оставалось только налегать на весло.
Суета и крики на верхней палубе все усиливались, затем раздался неожиданный удар, и футах в трех от Бычка из обшивки показался наконечник острого орудия.
– Вот это привет! – нервно воскликнул Рыжий. – Должно, из канона пустили!
«Бум!» – загудело судно от нового удара.
– В шпангоут врезали! – прокомментировал кто-то.
– Всем заткнуться! Работай веслами! – закричал надсмотрщик и забегал по проходу, бросая на гребцов яростные взгляды. Однако все внимательно прислушивались к тому, что происходит наверху: похоже, кто-то крепко взялся за галеру Эрваста.
Один за другим в борт галеры врезались еще два дротика, они никого не задели, но их острые жала торчали из обшивки на добрый фут. Спустя мгновение по трапу сбежал Салим.
– Все целы? – спросил он.
– Целы, начальник! – почти хором ответили гребцы. Салим убежал, но вскоре вернулся и хриплым голосом потребовал увеличить темп. Барабан застучал чаще, надсмотрщик побежал вдоль троек, замахиваясь плетью и крича, чтобы гребцы шевелились. Впрочем, его угрозы были излишни, все и так понимали, что дело худо, а «основные» возле срубов видели, что рядом идет сорокавесельная галера.
Новый темп оказался Питеру не по силам, у него еще не было необходимого навыка, поэтому Рыжий и Бычок работали за троих.
– Брось… Палку отпусти… – выдохнул Рыжий, поскольку новенький с его попытками помочь только мешал им. Питер это понял, и, едва он отпустил весло, раздался такой грохот, что показалось, будто падает вся верхняя палуба. Однако палуба уцелела, но в ней образовался пролом, из которого торчала половина тела жуткого чудовища.
– Молоканы… – выдохнул кто-то.
– Грести, дармоеды, грести! – перешел на визг надсмотрщик, перепуганный не меньше других.
Питер в ужасе уставился на монстра. Голова гиганта была величиной с огромную тыкву, приплюснутые черты лица еще более смялись от удара о палубу. Из открытых ран струилась тягучая коричневая кровь, а из оскаленной в предсмертной муке пасти торчали клыки.
Одна рука молокана свисала почти до настила, и на пальцах его огромной пятерни были обломанные, похожие на звериные, когти.
«Надеюсь, с живыми такими я никогда не встречусь», – подумал Питер, напрочь позабыв про усталость и натертый на скамье зад.
Другие гребцы тоже смотрели на чудовище; было все еще не ясно, мертво оно или сейчас откроет глаза и полезет в пролом, чтобы сожрать прикованных узников. Страшно.
– Страшно, – произнес Питер.
«Страшно», – повторило чудовище и, открыв глаза, ухмыльнулось разорванным ртом. Питер встряхнул головой, и наваждение ушло.
– Прор…вемся!.. – попытался приободрить его Рыжий, и в этот момент сверху стали доноситься громкие крики.
– Абордаж! – высказал догадку Бычок и покосился на сруб, следя за тем, как приближаются весла другой вражеской галеры. – Хорошо идут, мерзавцы!
Эта гонка длилась совсем недолго, скоро весла скрестились, и грести стало невозможно, наверху затопали, закричали, и началась свалка. Зазвенели мечи, заревели молоканы, было слышно, как ухают по надстройкам их топоры и молоты.
Оставив гребцов, охранники бросились на верхнюю палубу, чтобы помочь своим, однако тщетно – сражение быстро шло на убыль, торжествующие выкрики молоканов свидетельствовали о том, что они одерживают победу.
На нижней палубе молчали, готовясь к смерти, и только барабанщик продолжал неистово отбивать ритм.
Вскоре наверху стало тихо, под чьей-то тяжестью заскрипели ступени трапа, и спустя мгновение из «колодца» на нижнюю палубу вышел первый из молоканов.
На его уродливом, забрызганном кровью лице играла снисходительная улыбка победителя, в одной руке он держал окровавленный топор, а в другой – шапочку капитана Эрваста. Чтобы войти в проход между скамьями, ему пришлось пригнуться – монстр был на три головы выше обычного человека.
Следом за первым спустились еще двое молоканов. Питер был единственным, кто пытался рассмотреть их лучше, остальные гребцы сидели, потупившись в пол, в надежде, что на них не обратят внимания. В конце концов, тем, кому была нужна галера, пригодились бы и гребцы.
И только обезумевший барабанщик продолжал удерживать высокий темп, выполняя последний приказ Салима.
Молокан с топором обошел свисавшие с потолка останки своего товарища и двинулся к барабанщику, который при виде монстра все ускорял ритм, как будто надеялся этим защитить себя.
Вот молокан навис над барабанщиком, гребцы затаили дыхание, ожидая кровавой развязки. Орк взмахнул рукой и сорвал голову несчастного. Стук барабана прекратился, молокан под хохот двоих собратьев двинулся обратно, поигрывая новым трофеем и орошая деревянный настил кровью.
Вскоре они поднялись на верхнюю палубу, и гребцы остались одни, не веря, что остались живы.
– Обычно орки убивают всех людей… – сообщил озадаченный Бычок. – Так поступают даже гунсеги, а уж молоканы…
– Значит, мы им нужны! – с надеждой произнес Рыжий.
– Теперь у нас новые хозяева, – сказал кто-то сзади.
Питер обернулся, Крафт встретился с ним взглядом и подмигнул, хотя выглядел очень бледным.
В потолочной пробоине дернулось тело, последовал рывок, и в освободившуюся брешь полился солнечный свет, а тело спустя мгновение ухнуло в воду рядом с бортом.
– Вот и все похороны, – покачал головой Рыжий. – Павшие герои у них не в чести.