– Вы были в доме, капитан?
– Был, Питер.
– И что там?
Капитан вздохнул:
– Ничего хорошего. Я бы не советовал тебе смотреть на это, одно могу сказать – они почти не мучились.
– Она… тоже там?
– Тоже.
– Вот и котомки появились, – заметил Крафт, разбирая вещи. – Теперь серебро можно натрое рассыпать и нести всем разом, а то такая морока с этой очередью.
– Признаться, я об этом серебре даже забыл, – сказал капитан. – Ты как себя чувствуешь, Питер, можешь идти?
– Да, я в полном порядке, – ответил тот, однако выглядел каким-то стеклянным.
– Дружище, то, что ты сегодня совершил, это грандиозно. Я, как ни силился, не мог разглядеть твой меч в работе, только блеск огня и разлетающиеся клешни этих уродов… Это грандиозно!
– А я испугался, когда ворота пали, – признался Крафт и нервно хохотнул: – Думал, сожрут и косточек не оставят.
Фон Крисп бросил на Крафта сердитый взгляд, он и так, где возможно, припрятал сморщенные шкуры собак, а тут еще Крафт.
Тот уже понял свою оплошность и прикрыл рот рукой, чтобы не сказать чего-нибудь лишнего.
– Ну, раз Питер может передвигаться, давайте разбирать вещи и отправляться дальше.
– Откуда же взялись здесь эти чудовища? – спросил Питер, с задумчивым видом навешивая на себя поклажу.
– Так ты же сам говорил – император разорял поселения молоканов, вот Хивва и нанесла ответный удар. Замирение нарушено, и неизвестно, сколько времени пройдет, пока они замирятся и как далеко на север продвинутся посланники Хиввы… Ты слишком много на себя навешиваешь, Питер, оставь что-то и нам с Крафтом.
Поделив вещи, они подошли к воротам и сняли бесполезные запоры.
– Думаю, за сегодня мы отмахаем миль десять и к вечеру придем туда, где можно купить лошадей, – сказал капитан. – В противном случае мои ноги просто откажутся идти дальше.
До обеда путники шли скоро, преодолев оставшуюся половину долины и перевалив через две гряды плотно стоявших пологих холмов, но затем стало настолько жарко, что пришлось укрыться в дубовой роще, чтобы набраться сил для преодоления пустынного участка.
– Это все из-за ветра! – сказал капитан, снимая с плеча котомку и мешок. – Он стал дуть со стороны моря, принес мокрый воздух и теперь валит нас.
– Ох и жара! – простонал Крафт, валясь рядом с капитаном.
Питер привалился к дереву, так ему казалось прохладнее.
– Предлагаю воспользоваться случаем и поесть, чтобы потом не тратить на это время.
– Да разве можно в такую жару есть? – мученически скривился Питер. – После этого хутора у меня совсем нет аппетита, отупение одно и горечь.
Он вздохнул.
– А вот это ты зря, еда помогает пережить всякие жизненные невзгоды, а грусть свойственна только пустому брюху.
– Полностью поддерживаю его благородие, – сказал Крафт, отпивая из кожаного мешка немного воды. – Попить хочешь?
– Нет, – мотнул головой Питер.
– Вот, он уже и от воды отказывается! – возмутился капитан, раскладывая на тряпице ветчину, две луковицы и половину большой лепешки – все это он добыл в опустевшем доме.
– Пойми, Питер, мы ушли бы в любом случае, и ты эту подружку никогда бы не увидел. Такова жизнь, поэтому как старший по званию я настаиваю, чтобы ты съел кусок ветчины или брынзы, если хочешь, чтобы к тебе вернулась твоя прежняя бодрость. Сегодня ты подарил своим боевым товарищам возможность жить, а за себя бороться не хочешь – разве это правильно?
– Полностью согласен с его благородием, – поддержал капитана Крафт. – Однажды, в возрасте шестнадцати лет, я влюбился в дочку цирюльника. А она гуляла с сыном булочника Шнайса. Таскался за ними повсюду, ну, и застал их в леске за прелюбодеяниями. И что вы думаете? Я решил покончить с собой едва ли не у них над головами. Нашел подходящее дерево, сплел из ветки петлю, но тут, на мое счастье, мимо проходил сосед и попросил меня помочь ему довезти тележку с продуктами, которые он доставлял к свадьбе. Я не мог ему отказать, довез эту тележку, а он в награду всучил мне круг свиной колбасы и сказал: ешь сейчас, пока свежая. И вот я, пребывая в таком ослабленном состоянии, сел прямо на мостовую и стал есть эту колбасу. И по мере того как я набивал ею брюхо, ко мне возвращалось желание жить, несмотря на непотребное поведение цирюльниковой дочки. Доев колбасу, я пошел домой и лег спать, а к вечеру от такой жирной пищи меня крепко пронесло, но это только утвердило меня в желании жить.
– Очень поучительная история, – заметил капитан, смахивая набежавших на «обеденный стол» муравьев.
– Выпить воды могу, а есть – извините, пока не в состоянии, – покачал головой Питер.
– То есть, если я приготовлю для тебя холодную похлебку, ты не откажешься? – поймал его на слове Крафт.
– Ну… – Питер пожал плечами. – Не откажусь.
– Очень хорошо, ваша благородие, где-то там у нас была деревянная плошка.
– Есть такая. – Капитан подал плошку. Крафт срезал ветку и быстро сделал из нее короткую толокушку, которой потолок в плошке кусок брынзы и половинку луковицы. Затем добавил воды, тщательно все перемешал, выбросил выжатые куски лука и подал получившееся блюдо Питеру.
– Бери и пей сразу, не раздумывая.
Питер покосился на капитана, ожидая хоть от него какой-то поддержки, но тот оказался на стороне Крафта.
– Пей разом, как лекарство, – это приказ! – сказал он, и Питеру ничего не оставалось, как подчиниться. Осушив плошку в три глотка, он закашлялся, а из его глаз потекли слезы.
– Ох… хорошо. Мне стало лучше, – признался Питер.
– Ну вот, совсем другое дело. Крафт, ты просто волшебник! – обрадовался капитан. – Признаться, нечто подобное мне наводил мой слуга, не переживший битвы при Аруме. Он подавал мне это пойло наутро, когда следовало ехать в казначейство или отвозить рапорт и об освежении вином не могло быть и речи. И всегда эта штука помогала, хотя продирало до кишок, право слово! Действенная бурда, весьма действенная!
– А ветер-то переменился, – первым заметил Питер.
– Значит, скоро станет посуше. Мое чутье подсказывает мне, что за этой пустыней должна начаться обитаемая земля.
– А до Гойи отсюда далеко? – спросил Крафт, старательно пережевывая ветчину. Есть ему не хотелось, но тяжелый переход требовал много сил.
– Гойя осталась слева от нас, там, – махнул рукой капитан. – Даже боюсь подумать, что там сейчас происходит.
– А Арум?
– Арум далеко левее и давно позади. Он стоит на линии Исфагана.
– Пора идти, – сказал Питер, уловив на лице дуновение северного ветра.