Ладно, неприятности с Форрестом когда-нибудь закончатся. Несмотря на свои бесчисленные пороки, человек он, в сущности, абсолютно безвредный. Гарри Рекс займется продажей имения, а вырученные деньги будут поделены поровну. Примерно через год Форрест получит чек на сумму, какая ему в жизни не снилась.
Некоторое беспокойство внушала мысль о снующих по дому, как муравьи, уборщиках. Что помешает им наткнуться на другой тайник? Скажем, набитый купюрами матрас или сливной бачок? Да нет, исключено. Рэй скрупулезно исследовал каждый темный уголок. Когда человек обнаруживает в отцовском стеллаже три миллиона долларов, инстинкт заставляет его перевернуть все доски пола. Извозившись в паутине, Рэй облазал даже подвал, а уж туда-то не захочет сунуть свой нос ни один уборщик.
Он налил вторую чашку кофе, прошел в спальню и уставился на гору банкнот. Что теперь?
На протяжении четырех последних дней мозг занимала единственная мысль: как переместить деньги из пункта А в пункт Б? Сейчас же пришла пора обдумать очередной шаг. Что делать? Ясно одно: богатство должно быть скрыто от чужих глаз. Скрыто и сохранено.
В центре стола стояла корзина цветов с запиской, на которой оставили свои имена все четырнадцать студентов его группы. Перед корзиной высилась стопка визитных карточек сотрудников деканата.
Рэй прочел слова соболезнования.
Весть о возвращении ведущего преподавателя быстро облетела факультет. Один за другим в кабинет Рэя заходили коллеги.
– Привет, Рэй!
– Рад видеть, старина!
– Сочувствую твоему горю.
Он был в дружной семье, члены которой часами спорят о банальной проблеме и мгновенно встают плечом к плечу в дни невзгод. Рэй был счастлив вновь оказаться среди них. Жена Алекса Даффмена прислала коробку домашнего шоколадного печенья, Наоми Крэйг положила на стол букет срезанных утром в своем саду роз.
Ближе к полудню в кабинет вошел Карл Мерк и плотно притворил за собой дверь. Они подружились еще в годы учебы: оба – сверстники, отцы обоих – судьи в небольших городках, привыкшие десятилетиями безраздельно править своими вотчинами. Мерк-старший все еще занимал судейское кресло и продолжал брюзжать на сына, отказавшегося делать карьеру под строгим родительским оком. Но со временем отцовская обида стала сходить на нет, тогда как Ройбен В. Этли пронес свою до самой кончины.
– Ну, рассказывай,– с порога бросил Карл, опускаясь в кресло; недели через три ему тоже предстояла поездка к родным, в Огайо.
Рэй начал с описания особняка, уютного и тихого, слишком тихого – по его словам. Заметил, что не очень-то торопился разбудить отца.
– Он был уже мертв?– спросил пораженный Карл.– Думаешь, сам решил поспешить?
– Надеюсь на это. Его мучили страшные боли.
– М-да-а-а.
Непонятным образом в памяти всплывали мельчайшие детали. Рэй говорил и говорил, ловя себя на том, что впервые испытывает истинное облегчение. Излить другу душу дорогого стоило: слушателем Карл был великолепным.
Когда речь зашла о Форресте и Гарри Рексе, Карл присвистнул:
– В Огайо таких типов не встретишь.
Делясь в кругу коллег впечатлениями о провинциальной жизни, оба любили чуть сгустить краски, сделать героев рассказа более рельефными. В случае с Форрестом и Гарри Рексом этого не требовалось: хватало правды.
Процедура в ротонде, обряд на кладбище, погребение. К моменту, когда фоб опускали в могилу, глаза у обоих стали мокрыми. Поднявшись, Карл проговорил:
– Славный он прошел путь, Рэй. Мне искренне жаль.
– Благодарение Создателю, все уже закончилось.
– Хорошо, что ты вернулся. Пообедаем завтра вместе?
– Что у нас завтра?
– Пятница.
– Обязательно.
По окончании лекции Рэй заказал для всей группы пиццу и, когда мальчишка-разносчик из ближайшей пиццерии доставил заказ, съел ее вместе со своими студентами во дворике колледжа. Из четырнадцати человек на занятия явились тринадцать. Через две недели должен был состояться выпуск, однако студентов куда больше волновало горе их преподавателя, нежели грядущие экзамены. Рэй хорошо знал, что очень скоро ситуация изменится.
Когда с пиццей было покончено, он распустил студентов по домам. Задержалась лишь Джоан Кейли – впрочем, она делала это постоянно на протяжении последних нескольких месяцев. В колледже существовало неписаное, но свято соблюдавшееся правило: никакого флирта с обучаемыми, и Рэй не собирался стать первым, кто его нарушит. Он слишком дорожил работой, чтобы ставить ее под удар ради легкого романа со студенткой. Правда, через две недели Джоан перейдет в разряд выпускниц, а данная категория в правилах не оговаривалась. Словом, некие неформальные отношения между ними все же сложились: Кейли частенько подходила к нему после занятий с серьезным, основательно продуманным вопросом, заглядывала в кабинет, чтобы узнать тему пропущенной лекции, и взгляд ее при этом всегда выражал нечто большее, чем интерес к антитрестовскому законодательству.
В учебе Джоан звезд с неба не хватала и на всем ее протяжении была самой обычной представительницей прекрасного пола: правильные черты лица и бедра, при виде которых водители невольно давили на тормоза. Хоккей на траве и ежеутренние пробежки обеспечивали ее телу безукоризненные пропорции. Оставшаяся вдовой в двадцать восемь лет, Джоан не имела детей и абсолютно не нуждалась в деньгах. Авиакомпания, где работал летчиком-испытателем ее муж, выплатила огромную страховку – после того как машина, которой он управлял, рухнула в воды Атлантического океана, не дотянув двух миль до мыса Код. Самолет обнаружили на глубине шестидесяти футов, с обломанными крыльями и сидевшим в кресле пилотом: при аварии тот не успел даже расстегнуть ремни. Отчет комиссии, расследовавшей катастрофу, Рэй прочел в Интернете. Там же он отыскал и материалы иска, который вдова погибшего предъявила компании. По решению суда штата Род-Айленд Джоан получила четыре миллиона долларов, а на протяжении последующих двадцати лет компания была обязана ежегодно выплачивать ей еще по пятьсот тысяч. Информацию эту Рэй принял к сведению.
Первые два года в университете Джоан Кейли охотно проводила время в обществе сокурсников, но потом начала посматривать на преподавателей. Рэй знал по меньшей мере двух профессоров, удостоившихся пристального внимания бойкой вдовицы. У одного были дети, и оба профессора явно изнывали от оказанной им чести.