— Несколько лет, — ответил я, стараясь не особенно много разговаривать.
— Он производит впечатление толкового человека, — осторожно сказала она. Неужели она считает, что я могу рассказать что-нибудь о нашей группе? Она и так слишком много сегодня узнала. Я киваю, проворчав нечто невразумительное.
Кассету я уже достал, теперь нужно вернуть на место магнитофон.
— У вас часто случаются подобные выезды? — снова спрашивает дамочка.
Почему она не может сидеть спокойно? Я даже забыл, как ее зовут. Кажется, Лариса.
— Знаете, Лариса, — осторожно говорю я, — мы обычно выезжаем не так часто, как вы думаете. Такие операции случаются не каждый день.
— Между прочим, меня зовут Людмила, — немного обиженно говорит она.
Это, по-моему, единственное, что ее задело.
— Извините.
— А как вас зовут? — Это не очень большой секрет, но лучше, если бы я не называл своего имени. Дамочка должна знать только имя нашего командира и больше никого.
— Меня зовут Кирилл Константинов, — назвался я именем известного вора в законе, убитого нами полтора года назад. Пусть теперь называет мое имя, если захочет, в своих репортажах.
— Очень приятно. Я думала, что ваш командир так и не назовет никого.
Хотя я слышала фамилию Мурашку или Петрашку. Он, кажется, молдаванин.
— Нет, вам показалось. Командир говорил «мурашка», — улыбаясь, объяснил я ей. Если Ион узнает, как я его называю, он обязательно набьет мне морду.
— Как интересно. А почему такое странное имя?
— Просто он умеет хорошо проводить обыски, и мы ласково называем его «мурашкой», — продолжаю отчаянно врать я. Она кивает, а я понимаю, что теперь в ее репортаже, если она захочет его написать без нашего ведома, будут фигурировать и Кирилл Константинов, и наш «мурашка». Представляю, как будут смеяться ребята.
На улицах довольно много машин, но к ее дому мы подъезжаем благополучно. Я выхожу и протягиваю деньги водителю. Она удивленно смотрит.
— Вы хотите подняться? — спрашивает она. Еще чего. Почему я должен к ней подниматься. Вместо грудей у нее два маленьких холмика, а ноги, как палки.
Непонятно вообще, кто она — девушка или парень. Такие мне никогда не нравились.
— Я просто хочу вас проводить до дома, — пробормотал я, — у нас такое правило. Все делать до конца.
— Хорошо, — улыбается она и идет первой. Теперь мне нужно ее догнать. Я успеваю сделать это прямо у подъезда, чуть споткнувшись о ступеньку и налетев на нее. Она оборачивается, и я успеваю всунуть магнитофон в сумочку. Как хорошо, что современные магнитофоны журналистов настолько малы, что так легко помещаются в сумочке. Уже когда мы входим в ее подъезд, я киваю ей:
— До свидания, Людмила. Теперь я запомню ваше имя.
— До свидания, — улыбнулась она мне, — я думала, вы проводите меня до самой квартиры.
— Я вижу, что у вас безопасно, — пошутил я и, кивнув на прощание, вышел во двор. Кассета у меня в кармане, теперь нужно срочно возвращаться. Почему-то на этот раз я искал машину дольше обычного. Наконец я остановил какой-то старенький «запорожец». Пока я добрался до работы, прошло еще сорок минут. Вы когда-нибудь пробовали рано утром доехать в центр города? Если нет, то считайте себя счастливчиком. Утром в понедельник проехать в центр города почти подвиг.
Примерно такой же, как выехать в пятницу вечером из города.
Как бы там ни было, я добрался до нашего здания в девятом часу утра.
Когда я шел через проходную, дежурный офицер недоверчиво взглянул на меня, потом на мое удостоверение, но ничего не сказал. Вообще-то у нас есть своя специальная база, но на работу мы ходим на Петровку, как и многие другие офицеры. Нам выделили там три комнаты, в которых мы и размещаемся.
Я шел по коридору и видел удивленные лица сотрудников. Их было не так много в эти утренние часы, в основном еще оставшиеся с ночи дежурные и занятые в ночные часы воскресенья на работе офицеры. А тут вдруг несколько ошарашенных людей, пока наконец мой товарищ Леня Свиридов из уголовного розыска не остановился, увидев меня.
— Ты откуда? — спросил он.
— Все оттуда, — махнул я рукой. Я — в нашей камуфляжной форме, но без знаков отличия и без обычного снаряжения. Вот он и удивляется, решил я, еще не зная, что он мне сейчас скажет.
— А ты что, разве был не с ребятами? — спрашивает он.
— Конечно, с ними. А почему ты спрашиваешь? — Я хочу пройти дальше.
— Слушай, Никита, где ты был?
— Как это где? — начинаю я нервничать. — Конечно, с ребятами. Мы выезжали всей группой. Ты ведь сегодня дежурил, должен был знать.
— Это вы брали Коробка?
— Ну если знаешь, то зачем спрашиваешь? Леня смотрит на меня и вдруг тихо спрашивает:
— Значит, тебе пока еще ничего не сказали?
— Что мне должны были сказать? — я чувствую, что он уже не шутит.
— Двое ваших ребят погибли полчаса назад. Передали нам в УВД, что двое сотрудников группы Звягинцева погибли во время взрыва.
— Врешь, — хватаю я его за грудь, — кто, кто погиб?
— Я не знаю. Я думал, ты уже все знаешь.
— Где телефон? — бросаюсь я в соседнюю комнату и хватаю телефон. Быстро набираю номер подполковника. Аппарат отключен, сообщает мне бесстрастный голос дежурной. Набираю телефон Зуева. На этот раз аппарат не отключен. Но он почему-то не отвечает. Что происходит? Я вспоминаю, что третий телефон у Хонинова. Набираю его номер. Наконец-то мне отвечает капитан.
— Что у вас случилось? — кричу я, с трудом сдерживая волнение.
— У нас несчастье, Никита. Погибли двое ребят.
— Кто? — глухо спрашиваю я.
— Зуев и Байрамов, — говорит Хонинов, и у меня падает сердце.
— Как?
— Мы сейчас на месте, пытаемся разобраться. Они взорвались в квартире, которая принадлежала той самой суке, что сообщила нам о Коробке.
— А где Михалыч?
— Он поехал к Горохову, в управление. Догадываешься, зачем?
— Догадываюсь, — отвечаю я, — где вы находитесь?
— На Усачева. А ты где?
— Я на работе. Мне Ленька Свиридов все рассказал. Он сегодня дежурил.
— Поищи Михалыча. Мы здесь и без тебя справимся. Нас здесь трое, Влад не в счет, он с одной рукой. Попытаемся что-нибудь обмозговать.