— Выходи, — показал я ей. Она вышла, достала ключи, чтобы закрыть дверь на замок.
— Не нужно, — покачал я головой. — Сюда все равно придут чужие люди.
Если закроешь на замок, они сломают дверь. Чем легче они откроют дверь, тем лучше. Они просто заберут трупы, все приведут в порядок и уйдут.
— Как это приведут в порядок? — спросила она. — Ты вышиб из того парня мозги. Его кровь по всей комнате.
Я усмехнулся:
— Они подарят тебе новые обои. Если вернешься живой, то увидишь, что я был прав.
— Думаешь, мы вернемся завтра?
— Я думал, вы спросите, вернемся ли мы вообще живыми. Идите за мной.
— У нас же работает лифт.
— Не шумите. Идите за мной и молчите. Мы начали спускаться по лестнице.
— Надеюсь, вы не надели каблуки? — спросил я ее.
— Мы снова перешли на «вы», — улыбнулась она.
— Да, действительно, я просто по привычке. Что ты надела?
— Полусапожки. А что я еще могла надеть. Домашние тапочки?
— Тише. Нас могут услышать. Соседи, может, уже давно вызвали милицию.
— Очень может быть. Вы кричали так, что я думала, весь дом проснется.
— А мне нужно было вообще не входить в комнату, чтобы дать им возможность закончить свое дело.
— Вы могли бы не брать мой халат, — сказала эта наглая особа, — и во всяком случае хотя бы одеться. Я говорю «вы» уже по привычке.
— В следующий раз я закончу купаться, оденусь, причешусь, побреюсь и только потом войду в комнату. Тебя устроит такой вариант?
— Честно говоря, нет. От него пахло водкой. И он был очень неприятный тип. Ты вошел как раз вовремя. — Мы стояли уже на втором этаже. Кто-то вошел в подъезд, и я остановил Людмилу левой рукой.
— Тихо.
Вошедший вызвал лифт и, войдя в кабину, нажал кнопку верхнего этажа.
— Не ко мне? — тихо сказала Людмила. Я кивнул, разрешая ей идти дальше.
У подъезда никого не было.
— Жди меня здесь, — приказал я, — никуда не выходи. Они ищут здесь тебя и не думают, что могут найти меня. Поэтому если там кто-нибудь есть, он ждет женщину, а не мужчину.
Я вышел из подъезда. Вокруг никого не было. Странно, нет даже автомобиля, на котором приехали убийцы. Они обычно ставят машину в любом месте, где попало. И психологически это оправданно. Человек, который идет убивать, не заботится о правилах дорожного движения.
Но почему нигде нет их машины? Наверно, они оставили ее на улице, решив не въезжать во двор. Во двор, вспомнил я. Конечно, все правильно. Белая «хонда» уже однажды въехала во двор, и это кончилось плохо для Шурыгина. Теперь они стали осторожнее. Я вернулся за Людмилой.
— Идем, только выходим с другой стороны двора. Мы быстро прошли по двору. Вышли в другой двор. Прошли и его. Дальше была улица.
— Куда мы все-таки едем? — спросила она.
— Не знаю, — честно признался я, — но лучше быть подальше от вашего дома.
Когда мы оказались на улице, я поднял руку, останавливая машину.
— Куда едем, шеф? — лениво спросил меня водитель. Это был явно профессиональный халтурщик.
— Мы на поезд опоздали, — быстро придумал я, — в Подольск отвезешь?
— Двести баксов, — лениво сказал он.
— Идет, — сразу согласился я, пропуская Людмилу. Она села на заднее сиденье и, когда я устроился рядом, тихо спросила:
— У тебя есть деньги? Я удивился:
— Конечно, нет.
— Тогда на какие деньги он везет нас в Подольск?
— На твои, — ответил я. Она покачала головой:
— Хам. Ты все-таки неисправимый воришка и мошенник. Тебе этого никто не говорил?
— Я еще и убийца.
— Не надо, — коснулась она моих губ ладонью, — не нужно об этом говорить.
Я замолчал. Правильно говорят, что кровь соединяет. Как в бандах бывает, когда на дело вместе идут, общей кровью бывают повязаны. Так и у нас.
Когда мы бандитов берем, то вместе рискуем. Кровь — самая действенная штука: повязать людей и заставить их любить или ненавидеть.
Так и с Людмилой. Мы после нападения стали близкими, очень близкими людьми. И не потому, что я ее спас. Просто мы вместе дрались.
До Подольска мы молчали, сидели, прижавшись друг к другу, и молчали.
Когда водитель довез нас до станции, было около двух часов ночи. Я непроизвольно отметил это время. Прошло уже двадцать четыре часа с тех пор, как начались все эти события. Я взял деньги у Людмилы и пошел покупать билеты.
Кассир долго не хотел продавать билеты за доллары, а потом содрал с меня еще двести за купе, в котором я взял все четыре места, и продал мне билеты на поезд Москва-Харьков.
Поезд подошел через двадцать пять минут. И все это время мы провели на холодной скамейке. А потом еще бежали до нашего вагона, так как машинист остановил состав почему-то значительно дальше положенного места. Вокзал был грязный, весь в окурках и блевотине. В вагоне остро пахло мочой и водкой. Минут десять мы будили заспанного пьяного проводника, который не понимал, чего от него хотят. Оказалось, что в нашем купе спят двое каких-то типов. Мы долго объясняли проводнику, что у нас билеты на все купе. Он наконец понял, но взял с нас еще сто тысяч «за услуги». И, выгнав обоих незнакомцев, принес комплект серого и мокрого белья.
Теперь я понимаю, почему наша железная дорога вечно нерентабельна. Во второй раз я точно на поезде не поеду. По вагону все время проходили пьяные люди, и даже не просто пьяные, а вдрызг пьяные. Я старался не смотреть на Людмилу. Нам же все равно нужно было куда-то бежать. Она молча застелила обе постели. Я вышел в коридор. И когда она закончила, вошел в купе и закрыл дверь.
А потом мы бросились в объятия друг друга.
Звягинцев понимал, что ему нужно любым способом попасть в управление.
Но он видел, какая суматоха царит вокруг, как удвоили охрану, сколько стоит лишних машин. Он не знал, что эти ночные меры безопасности приняты из-за убийства Дятлова и приезда министра, но понимал, что в числе тех, кто охраняет управление, наверняка будут люди другой стороны, которые не пропустят его.
Он слишком много узнал за этот день. А это смертельно опасно для очень многих людей, в том числе и в ФСБ, и в МВД. Но следовало продумать, каким образом он сможет попасть внутрь.