То же самое время. Абрикосово. Лена
Лена шла по дикому пляжу. Кроссовки с толстой подошвой мягко пружинили на камнях.
Обычно отдыхающие располагались прямо у спуска к морю – кому охота тащиться по каменистому побережью? Тем более если сумки полны выпивкой и продуктами.
Но Лене хотелось уйти подальше от людей. Подальше от надоедливых станичников, которые приезжали в Абрикосово целыми колхозами, – а сегодня как раз пятница, день массового заезда. Такое впечатление, что все Ставрополье, Краснодарский край, Адыгея, Ростовская область устремляются на летний уик-энд сюда, на узкую полоску черноморского пляжа. Приезжают целыми автобусами, раскидывают палатки-шатры на склонах гор, а на пляж спускаются напиться-искупаться (именно в таком порядке). Лена поймала себя на мысли, что думает о новоприбывших на курорт с неприязнью, словно старожил, и улыбнулась. Самой ей сегодня уезжать, и хотелось сохранить в памяти – на весь следующий дождливый, снежный, ледяной московский год – образ моря, согреваться воспоминаниями о нем все эти долгие месяцы.
Но шумные компании совершенно не гармонировали с уединенной дикостью морского побережья. Громовой хохот под теплую водку начисто убивал очарование свободной стихии. К тому же парубки, увидев Лену, частенько забывали о своих законных половинах и горячо приглашали ее принять участие в застолье. От застолий она вежливо отказывалась – к нескрываемой радости провинциальных жирных тетенек. А от компаний приходилось прятаться за утесом – полтора километра по побережью, если считать от спуска к морю. Ленивые отдыхающие никогда не забирались так далеко.
Лена устроилась на огромном валуне – его, как и безлюдный дикий пляж, она считала своим. Камень был горячим и гладким. А если подстелить махровое полотенце, то вообще будешь лежать, как на кровати! Лена скинула кроссовки – за время отпускных прогулок по острым камням они окончательно износились – и улеглась на свой валун. И, уже лежа, поняла, что сегодня – подсознательно! – устроилась не лицом к морю, а так, чтобы был виден спуск на пляж. Дура, он все равно не придет! А вдруг придет?
Лена чувствовала себя пятнадцатилетней школьницей. С теми же ощущениями. Море волшебно колышется и переливается под солнцем – это потому, что есть ОН. Солнце сегодня особенно нежное и деликатное – из-за него, из-за Ивана… В мозгу услужливо всплыла история любви бог весть какой давности. Ее первая любовь, которая приключилась здесь же, в этом же санатории. Ей только исполнилось пятнадцать, ему – девятнадцать. Лёнчик, мускулистый, щеголеватый и не шибко образованный курсант морского училища. Как и Кольцов, надо заметить, человек служивый. Оба тогда, и она, и Леня, приехали сюда на каникулы. Они проводили время в одной компании, переглядывались-пересматривались… Так они и играли в гляделки почти до самого отъезда. И только за день до окончания каникул Лена, которая только что прочитала «Унесенных ветром», подкараулила своего Лёнчика после утренней пробежки и выпалила ему в лицо:
– Лёка… я люблю тебя!
Как засияли его глаза!.. Лёня, несмотря на всю свою взрослую браваду, оказался чрезвычайно стеснительным. Он все каникулы мечтал объясниться – но не хватало духу. Ленино признание освободило его от тяжкой миссии. Он подхватил ее на руки, закружил-завертел и чуть не уронил в кусты тамариска… Но у них оставался единственный вечер – назавтра надо было уезжать. Его они провели на этом же пляже – может быть, даже на этом валуне – точно Лена не помнила. Они «ловили» падающие звезды и загадывали желания. Им хотелось сказать друг другу так много – один начинал, а другой заканчивал мысль. Как будто они были настроены на одну и ту же волну… Будущая учительница Лена читала стихи, а Лёня, который никогда не утруждал себя изучением литературы, пытался отгадать, кто автор:
– Пушкин!
– Нет!
– Тютчев? – неуверенно произносит Леня.
Лена радуется, что темно и он не видел, как она покраснела… Эти стихи были ее. Но в этом она так и не признается, назвав автором Афанасия Афанасьевича Фета…
Боже, как давно это было!.. А все повторяется. Столько лет прошло. И тот же пляж. И тот же валун. И море – тоже.
И она – такая же дура.
Лена делает вид – для кого? – что смотрит в морскую даль. Но нет-нет – и оглянется на спуск к пляжу…
Наконец солнце повернулось в сторону гор.
Лена возвратилась из финального отпускного заплыва, вытерлась. Оделась. Широко размахнувшись, бросила монетку на счастье… Посмотрела на часы: до отъезда остается всего полтора часа. А ведь надо еще собраться…
Бросив прощальный взгляд на равнодушно горящую гладь – интересно, а морю жалко ее отпускать? Или ему все равно? – она быстрым, упругим шагом направляется прочь от него…
«Прощай – и если навсегда, то навсегда прощай».
Тот же день. 18.20. Черноморское побережье Кавказа, г. Туапсе. Капитан Петренко
Вскоре после Джубги трасса вышла к морю. Огромное, синее, оно лежало справа, перекатывалось своими блестящими на солнце боками.
Вдоль дороги тянулись пляжи, пляжи, пляжи. Всюду стояли припаркованные автомобили. Рядом с ними ветер надувал навесы и палатки. Тысячи людей резвились в море. Тысячи поджаривались на песке.
«Затеряться здесь – ничего не стоит, – мрачно думал Петренко. – Век этого Кольцова ищи – не отыщешь». Рубаха капитана насквозь промокла от пота. Прилипала к спинке сиденья. Ярчайший день, синь моря и золото пляжей слепили глаза. Странно, но Петренко даже не приходило в голову остановить машину, выкупаться в море, освежиться, переодеться. Какое там купание, если он проваливал задание. Какое там море, когда каждая минута на счету!
Скоро трасса стала удаляться от береговой кромки. Начался перевал. Дорога тянулась в гору. Повороты, и каждый на сто восемьдесят градусов, следовали один за одним. Петренко пытался ехать с максимально возможной скоростью, с трудом удерживая тяжелую «Волгу» на «тещиных языках». Визжали шины. Вдобавок к жаре он весь взмок от напряжения. Ну и трасса!
Только около пяти вечера припарковался у железнодорожного вокзала города Туапсе.
С четырех утра Петренко проехал около семисот пятидесяти километров. Кроме двух утренних чашек кофе и полуторалитровой бутылки воды, ничего за весь день во рту не было. Петренко пошатывало от дороги и усталости. «Не надо было пижонить, – сердито подумал капитан. – Нечего строить из себя Джеймса Бонда. Опять считаешь, что все на свете делаешь лучше других. Солдатик и сам бы мог машину вести. Правильно меня полковник Савицкий критикует: не хватайся за все дела, у тебя есть подчиненные… И сейчас мог бы поберечь силы для следствия, тем более что работаешь один, под прикрытием легенды и никаких подчиненных у тебя, в сущности, нет. Кроме этого шофера. Мог бы и его поэксплуатировать!..»
Петренко вздохнул и выбрался из машины. В течение следующего часа он последовательно имел беседы с кассирами в туапсинских железнодорожных, автобусных и авиационных кассах, а также с милиционерами, дежурившими этим ранним утром на туапсинском вокзале.