Кольцов спустился с платформы на грунтовую дорогу и зашагал через поле молодой кукурузы.
То же самое время. Москва. Капитан Петренко
– …Нами было установлено, – заканчивал свое сообщение капитан Петренко, – что летом тысяча девятьсот восемьдесят пятого года в распоряжение вэ-чэ сорок два триста пятьдесят пять, то есть Института прикладных психологических исследований, было откомандировано в общей сложности тридцать человек – курсантов различных военных училищ. К сегодняшнему дню по самым разным причинам трагически погибли двадцать восемь из них. Этот факт не может не настораживать – особенно учитывая, что курсанты отличались абсолютным физическим и психическим здоровьем. Нам представляется, что такая повышенная смертность, несомненно, коррелирует с участием этих людей в каких-то исследованиях, проводимых в институте.
Капитан Петренко сделал паузу и оглядел собравшихся офицеров. На него никто не глядел. Генерал Струнин что-то записывал стремительным неразборчивым почерком в лежащем перед ним секретном блокноте. Петренко сделал над собой усилие и продолжил:
– Сегодня из числа тех, кто был прикомандирован к ИППИ в восемьдесят пятом году, в живых остались только двое. Один из них – Иван Кольцов…
– А кто второй? – с живейшим интересом спросил генерал Струнин.
То же самое время. Подмосковье. Иван Кольцов
Дорога когда-то была асфальтовой, но по ней не ездили уже лет сто – выбоина на выбоине. Пока Кольцов шел по ней сквозь лес, его не обогнала ни одна машина, ни одна не прошла навстречу.
Дорога круто повернула. Иван уткнулся взглядом в высоченный бетонный забор. Будочка КПП. Ворота.
Точнее – место, где были ворота. Вместо них в бетонном ограждении зияла дырища. Одна железная створка, облупленная и ржавая, держалась на единственной петле. Другой просто не было.
В будке КПП не осталось ни единого целого стекла. Рамы были выбиты.
Кольцов осторожно вошел на территорию объекта. На месте клумбы росла в полчеловеческого роста сорная трава.
Скрипнула дверь. Кольцов вздрогнул и обернулся.
Нет, никого. Это ветер покачивает распахнутую дверь КПП.
Прямо перед Иваном открылся трехэтажный корпус. Окна зияли пустыми глазницами, кое-где заколоченные досками. В единственном уцелевшем пыльном стекле на втором этаже насмешливо краснело заходящее солнце.
По бетонной дорожке – сквозь нее пробивалась трава – Кольцов подошел к мертвому корпусу. Поднялся по бетонному крыльцу, по щербатым от времени ступеням. Опасливо вошел внутрь. В холле гулко отозвались шаги. Холодный полусумрак поглотил Ивана. Над головой пронеслась тень. Кольцов вскинул голову. Ласточка. Она, попискивая, пронеслась по коридору и вылетела наружу.
Пахло чем-то кислым. У стены лежало два плесневелых матраца. Валялись пыльные бутылки, промасленная бумага, ржавые банки. Даже вандалов, похоже, здесь не было с весны.
Кольцов пошел налево по гулкому мертвому коридору. Когда-то здесь, на первом этаже, размещались кабинеты администрации. Проходили вечно озабоченные врачи. Топали сапогами солдатики – повара и санитары. И он, Иван, вместе с друзьями возвращался, взмыленный и веселый, со спортплощадки к себе «в номера» на третий этаж… Тогда казалось, этот корпус простоит века. Теперь здесь царила мерзость запустения.
Кольцов заглянул в один из покинутых кабинетов. Двери не было. Пятнадцать лет назад здесь, помнится, размешался главврач, как они его промеж собой называли, – тот самый высокий, статный генерал в штатском. Теперь же в кабинете не осталось ни-че-го. Столы, стулья, дверь, даже косяки и рамы – все, что могло пригодиться в хозяйстве, было вывезено: мародеры из ближних деревень постарались. Умывальник вырвали с мясом. Кафельную плитку на стенах побили вдрызг. На полу валялись керамические обломки и битое стекло. Железный медицинский шкаф валялся на боку. Высокий сейф зиял распахнутой дверцей.
Конечно, никаких документов. Ни единой бумажки. Да и глупо было надеяться, чтобы хоть что-то могло сохраниться.
Кольцов вздохнул. Он ожидал чего-то подобного. А даже если бы все здесь сохранилось в том виде, как было пятнадцать лет назад, – что бы ему это дало? Он походил бы вдоль неприступного забора? Нанес секретный объект на карту?
Если быть честным перед самим собой, его привело сюда не столько дело, сколько ностальгия. Ему снова захотелось побывать там, где они – молодые, веселые, здоровые, полные надежд и честолюбия, – бежали когда-то наперегонки, как дети, на спортплощадку. И были живы Веничка, Илья Ильич… И все другие… И Марина… Ему просто захотелось снова оказаться в том месте, где он был счастлив… А он – несмотря на опыты, строгий режим и несвободу – был, черт возьми, счастлив тогда…
Кольцов развернулся и заторопился по коридору прочь из здания.
Как же звали того морячка? Судя по письму Венички, он оставался единственным из них живым. Кличка у него была… Да, все звали его Карандашом. Но не потому, что он был маленьким или субтильным. Нет, Карандаш уже тогда выглядел как настоящий мужик: мощный торс, большая голова… Он, кажется, был самым старшим среди них… Отслужил три года во флоте… Карандаш, Карандаш… Кажется, это прозвище шло от фамилии… От какой? Карандашов? Нет… Карандин? Не похоже. Фамилия была необычная, он ни раньше, ни после ни разу такой не встречал… Каранин? Да нет же… Ну, думай, думай, Кольцов!.. Ты же два месяца напролет слышал, как его выкликают на вечерней поверке…
Вдруг в памяти четко всплыло: Карандышев. Точно: Карандышев! Все сошлось. Когда вышел фильм Эльдара Рязанова по «Бесприданнице», Кольцов услышал эту фамилию второй раз. Там еще Карандышева Мягков играл… Помнишь, ты еще поразился непохожести лысенького хлюпика в исполнении Мягкова на нашего Карандаша – мощного, большеголового, мужиковатого?..
Карандышев. Курсант из Ленинграда.
Впрочем, курсантом из Ленинграда он был пятнадцать лет назад. Сейчас он запросто может быть кем угодно. И жить где угодно.
И не жить – тоже.
Кольцов вышел на крыльцо разоренного корпуса. Сквозь бетонные плиты дорожки пробивалась трава. Солнце, клонящееся над лесом, отбрасывало длинные тени. «И все-таки Карандышев – это единственная ниточка, – подумал Кольцов. – Я должен его отыскать. Или хотя бы попытаться отыскать».
Он вышел из ворот и, не оборачиваясь, зашагал к станции.
То же самое время. Москва. Капитан Петренко
– …Пока мы установили только фамилию единственного, за исключением Кольцова, непогибшего курсанта, принимавшего в тысяча девятьсот восемьдесят пятом году участие в испытаниях по программе Института прикладных психологических исследований, – продолжал капитан Петренко. – Его зовут Максим Семенович Карандышев. Одна тысяча девятьсот шестьдесят второго года рождения, русский. Из рядов ВМФ демобилизован в восемьдесят седьмом году. С тех пор за Министерством обороны он не значится. Местожительство его в настоящее время неизвестно.