— О… — простонала она, тая, словно мед на солнце, и трепеща во власти всепобеждающей жажды наслаждения.
Натиск крепкого мускулистого мужского тела буквально распластал ее, вдавив в стену. С трудом отрывая губы от рта Андреаса и судорожно вдыхая воздух, Хоуп вспомнила о неукоснительно соблюдаемом ритуале, позабытом в пылу чувственности.
— Твой телефон… — прошептала она.
Андреас напрягся.
Хоуп настойчиво повторила — Или телефон, или я, женщина.
Пошарив в кармане пиджака, он извлек телефон и, отключив его, бросил на столик. Связь с внешним миром была отсечена, и Андреас с прежним жаром возобновил поцелуй. Лицо его горело румянцем, различимым даже под бронзовым загаром, когда, немного отстранившись от Хоуп и глядя ей в глаза, он произнес:
— Давай умерим пыл и сегодня — для разнообразия — займемся этим в спальне.
Андреас отнес ее в спальню и, нетерпеливо потянув вниз молнию бирюзового платья, стянул его к ногам Хоуп, обнажая розовые кружевные бюстгальтер и трусики, соблазнительно облегающие изгибы тела. Хриплый возглас сорвался с его губ:
— Ты — просто потрясение…
Щеки, шею и даже пышную грудь женщины заливал румянец. Андреас положил Хоуп на кровать и стал любоваться ею, нежно улыбаясь. Сердце ее отчаянно колотилось в груди.
— Не двигайся, — властно приказал он.
— Я и не собираюсь двигаться, — прошептала она, заворожено наблюдая за тем, как он снимает пиджак.
Стройный, мускулистый и невыразимо сексуальный, Андреас напоминал ей гибкостью движений красивого, в любой момент готового к прыжку хищника. При взгляде на него внутри у нее все замерло. Но в то же время Хоуп неожиданно испытала чувство стыда, осознав, что лежит на кровати в одном белье, словно готовое блюдо, предназначенное для утех мистера Николаидиса. С самого начала их отношений она подчинялась установленным им правилам. Значит ли она для него хоть что-нибудь? Или же он вообще не воспринимает ее всерьез?
— Находясь в Швейцарии, ты думал обо мне? — вырвалось у Хоуп.
Расстегнутая рубашка обнажала великолепный торс. Опустившись на кровать, Андреас рассмеялся.
— После двух недель без секса? — поддразнивающим тоном отозвался он. — В последние дни я вспоминал о тебе чаще, чем раз в минуту!
Хоуп залилась краской до корней волос.
— Я имела в виду совсем другое.
Крепко обняв Хоуп, Андреас прижал ее к себе. Доверительный огонек блеснул в его золотисто-карих глазах.
— Не задавай греку таких вопросов, — шутливо предупредил он. — Ты моя любовница. Конечно же, я думал о тебе.
В следующую секунду жажда наслаждения захлестнула Хоуп. Две недели без Андреаса показались ей вечностью. Недавние тревоги не могли заглушить жгучую потребность в ласках этого мужчины. Она застонала, едва его умелые пальцы дотронулись до груди. Розовые бутоны сосков отвердели и напряглись, когда язык и зубы Андреаса подвергли их сладостной пытке. Последние остатки сомнений покинули Хоуп,
— Я хотел бы нарисовать тебя вот такой, — прерывисто прошептал Андреас. — Сходящей с ума от удовольствия, которое я тебе доставляю.
С яростной силой он вошел в нее. Неистовое возбуждение полностью завладело женщиной. Не существовало больше ничего, кроме острейшего желания, и вскоре Хоуп уже вознеслась на заоблачные вершины экстаза…
Потом она медленно возвращалась к реальности, но привычное состояние умиротворения и счастья не вернулось к ней. Тело испытало наслаждение, в душе же царило смятение. Слезы неожиданно покатились из глаз.
Андреас перевернулся на спину, прижал Хоуп к себе и, отводя волосы с ее лица, дотронулся до мокрой от слез щеки.
— Что случилось?
— Прости меня… Наверное, я расплакалась от избытка чувств, думая о нашей годовщине, — тихо прошептала она.
Золотисто-карие глаза удивленно взглянули на нее.
— Годовщине?
— Разве ты не помнишь, что через несколько дней исполняется два года с тех пор, как мы вместе? — Хоуп изогнула в улыбке еще припухшие от поцелуев губы. — Я хочу отпраздновать это.
Два года? Взгляд Андреаса помрачнел. Неужели Хоуп действительно вошла в его жизнь так давно? Не все браки выдерживают столь длительный срок. Как именно она смогла прочно закрепить свои позиции? Каким образом сумела внедриться в его ежедневное существование? Да просто… была рядом. Тихо и ненавязчиво ухитрилась опутать его со всех сторон, словно плющ дерево. Хм… самое удачное сравнение. Но когда в последний раз он спал с другой женщиной? Неужели два года хранил несвойственную ему верность Хоуп? Это открытие крайне ошеломило Андреаса. Непостижимым образом Хоуп лишила его привычной свободы, связав по рукам и ногам.
— Я не отмечаю годовщин знакомств с женщинами, — холодно ответил Николаидис, гневно сверкнув глазами. — И не забиваю себе голову всякой сентиментальной чепухой.
У Хоуп перехватило дыхание. Ей хотелось прижать ладонь к чувственному рту любимого и заставить его замолчать. Пророчество Ванессы, которому она не придала значения, сбылось, но молодая женщина не могла смириться с воцарившимся ледяным молчанием.
— Для меня много значит тот факт, что ты уже два года являешься частью моей жизни.
Пожав мускулистыми плечами, Андреас немного приподнял Хоуп, глядя ей в лицо.
— Мне хорошо с тобой. Я ценю тебя. Но праздновать годовщину знакомства было бы совершенно неуместно. И хватит говорить об этом.
Быстрым движением поднявшись с кровати, Андреас направился в ванную. Хоуп ощущала себя подавленной и опустошенной. На ее глазах близкий, любимый человек превратился в бесчувственного незнакомца. Она встала и потянулась к голубому халату, брошенному на кресло, но комната поплыла перед глазами, и Хоуп была вынуждена вновь прилечь. Опять головокружение, рассеянно подумала женщина. Наверное, недавняя простуда затронула вестибулярный аппарат.
Я ценю тебя. Что подразумевал под этими словами Андреас? То, что ему известна ее истинная цена в качестве источника наслаждения? Не будучи сентиментальным, мог ли он совершенно случайно, сам того не желая, задеть ее чувства? Или же их отношения за два года упрочились настолько, что уже не являются поводом для торжества? Прикусив губу, Хоуп завязала пояс халата. Боль обиды, вызванной уничижительным ответом Андреаса, становилась все сильнее.
Кипящий негодованием Николаидис в этот момент прислонился спиной к мраморной облицовке, подставив под душ свое загорелое тело. Вечерами он обычно подолгу оставался в постели с Хоуп, не замечая, как течет время… И не заметил, как пролетели два года! Сраженный этим открытием, он повел себя бестактно. Но и Хоуп… Он не хотел ее потерять. Но как поступить с любовницей, которая не считает себя таковой? С любовницей, желающей отмечать годовщины, словно жена? Как такое могло прийти ей в голову?