Казалось, Ганс-Дитрих припоминает что-то. Затем он спросил:
– Он есть супруг Катьи?
– Да.
– Я никогда не был знакомиться с ним, – продолжил в задумчивости немец, – но я имею чувство, что я где-то видеть его…
– Где? Когда?
Лессинг прикрыл глаза, что-то припоминая.
– Он есть худой? – спросил он. – Худой? Неслаженный?
– Нескладный, – автоматически поправил я. – Да, это так.
Похоже, я заразился от немца его манерой коверкать русский язык.
– Да, он худой, не очень складный…
– Я не могу сказать, что я есть совсем уверен… Но я видель этот человек здесь, в нашей дьеревня.
– Где? У вас дома? – не понял я.
– Нет, – покачал головой Лессинг, – здесь, в дьеревня. Он ходить от дома к дом. Я видель его из окна. Из окна шляфтциммер… спальнья…
– Когда?
Я был, признаюсь, поражен.
– Этом году. Уже ф этом. Я приезжать, – Лессинг на секунду задумался, припоминая, – четвертое януар. День, когда я его видеть, было пятого числа, много – шестого.
– Пятого или шестого?
– Нье уверен. Или пятого – или шестого.
– Но вы уверены, что это – он?
– Я думаль, да, – покивал немец.
Вот это да! Что нужно было господину Андрею Дьячкову, гражданскому мужу моей клиентки Кати Калашниковой, здесь, в непосредственной близости от места преступления?! Точнее – если иметь в виду перерезанные тормозные шланги обеих лессинговских машин – вблизи от места двух преступлений?!
– А что делал здесь этот человек? – спросил я.
– Ничто, – пожал плечами немец. – Ходить. Смотреть. Прогуливать…
– Прогуливаться… – механически поправил я. – А кто его еще мог видеть?
– Не знаю. Никто, я полагал.
– Может быть, Валентина?
– Нет, это не есть вероятно. Она тогда не быть здесь, дома.
– Может быть, соседи? Кто еще здесь живет?
– Я не зналь. Я не знакомиться ни с одним из проживающих здесь.
Да не врет ли он мне часом, этот белобрысый фриц? Не возводит ли напраслину на честного советского человека – нескладеху-профессора Дьячкова?..
Что ж, и такое может быть… Я уже привык ничему не удивляться в этом деле… Но зачем? Зачем это нужно немцу?
Во всяком случае, проверить его слова ни в коем случае не мешает.
А пока настало время взяться за господина Лессинга по-настоящему.
– Герр Лессинг, – спросил я его вкрадчиво, – у вас есть любовница?
– Что?! – выкатил глаза немец (скулы его, однако, слегка порозовели).
– А вот что! Вы, если я не ошибаюсь, живете с фрау Валентиной уже семь лет. Семь лет – опасный возраст для брака, герр Лессинг. У психологов даже есть термин: «синдром седьмого года». Супруги начинают уставать друг от друга. Хочется чего-нибудь новенького, свеженького. Особенно нам, мужчинам. – Я доверительно подмигнул ему. – Самое время, чтобы завести любовницу… Так она есть у вас?.. Не бойтесь, герр Лессинг, все останется между нами… Вы не говорите, кто она… Вы только головой кивните… «Да» или «нет»…
Скулы герра Лессинга побагровели. Я готов был, как говорится, съесть свою шляпу, что попал в точку: любовница не любовница, а проституточек он при случае не дурак попользовать.
– Я не желаю говорить с вами подобных переговоров… Это есть провокатион!..
«Сейчас он потребует германского консула», – мелькнула у меня усмешливая мысль. Герр Лессинг начал приподниматься.
– Сядьте, господин Лессинг, сядьте! – прикрикнул я.
Он послушно опустился на стул.
– Хочу помочь вам, – я резко сменил тон на проникновенный. – Дело в том, что, как я знаю из своих источников в милиции и КГБ, – магическое для иностранцев «КГБ» я внушительно выделил интонацией, – там имеется следующая версия тех двух преступлений, что случились в вашем доме. Пожалуйста, дослушайте меня до конца, герр Лессинг, и не прерывайте. Я не желаю вам ничего плохого, но может произойти так, что вы будете признаны виновным и отправитесь по приговору нашего суда на сибирские рудники.
«Сибирские рудники», произнесенные в непосредственной близи от «КГБ», оказали на немца магическое воздействие. Он глядел мне прямо в рот.
– Итак, – продолжил я, – вы – только не возражайте мне! – завели любовницу. Или же ваша супруга, фрау Валентина Лессинг – между прочим, гражданка России – вам попросту надоела. И вы, герр Лессинг, хотели бы развестись с ней. Вы следите за моей мыслью?
Он как завороженный кивнул.
– Но вы, – стал накручивать я, – хорошо понимали, что при разводе фрау Лессинг вряд ли отдаст вам этот особняк. И обе машины. И сына… И тогда – вы задумали избавиться от нее иным способом. Вы решили ее убить…
Лессинг сделал категорически протестующий жест. Глаза его выкатились из орбит. Здоровый зимний загар куда-то исчез с лица – оно приобрело землистый оттенок. (Не скрою, это само по себе, безотносительно к моему расследованию, меня почему-то порадовало.)
– Молчите! – прикрикнул я. – Не исключено, что все ваши слова уже записываются КГБ и могут быть, в случае нужды, использованы против вас!
Потрясенный Лессинг примолк.
Поразительна все-таки детская вера иностранцев во всемогущество российских спецслужб! И это – несмотря на их, наших спецслужб, многочисленные провалы!
– Вы оказались очень хитры, герр Лессинг, – продолжил я. – Вы задумали, как вам казалось, идеальное убийство. Еще осенью, когда Валентина заготавливала грибы на зиму, вы подложили в банку с хорошими грибами пару-другую бледных поганок – смертельно ядовитого гриба. Изящно, не правда ли? Вам опасаться было нечего. Как вы только что мне подтвердили, ни вы, ни ваш сын Михаэль грибов все равно не едите. Гостей у вас в доме практически не бывает. А даже если и бывали бы – что за беда: погибнет не одна ваша супруга, а еще парочка-другая этих русских…
Немец смотрел на меня, разинув рот. Казалось, он не верил собственным ушам.
– Вы правильно рассчитали, – напирал я, – что на Новый год ваша супруга обязательно поджарит для себя грибочков, и… Вы специально обеспечили себе стопроцентное алиби – улетели на Новый год в Германию. Да и сына для верности с собой прихватили… Вы не учли только одного. А именно: того, что Валентина все ж таки решит пригласить гостей. И станет угощать их грибами… И жертвой вашей отравы окажется совершенно невинный, абсолютно посторонний человек – Анастасия Филипповна Полевая…
Немец сидел на стуле, прикрыв глаза. Кажется, он был близок к обмороку.
– Ваша затея, таким образом, не удалась… Но от своей идеи вы не отступились, – я не снижал градус психологического давления. – Вы твердо решили уничтожить фрау Лессинг. Вы все больше входили во вкус преступной деятельности.