– Не дергайся, сука, падла, – пристрелю!
Мой пистолет уперся в переносицу Рубцову. С такого ракурса «макаров» (пусть даже газовый) выглядит особенно впечатляюще.
Рупь отступил в глубь квартиры.
Давно потерявший сознание чернорубашечный гость, до того сползавший по стенке, наконец с мягким шумом опрокинулся навзничь – на подъездный пол. Я скомандовал гражданину Рубцову:
– Бери его за ноги! Быстро втащи в квартиру! Быстро!
Рупь, кажется, начал соображать, что его атакует не ОМОН и не РУБОП. Для него нападение вроде моего представляло собой наихудшую угрозу. ОМОН, ограниченный Уголовно-процессуальным кодексом, с ним бы еще понянчился. В случае же наезда бандитов расправа ему грозила скорая и беспредельная.
– Шевелись, сволочь! – шепотом скомандовал я, делая красноречивый жест пистолетом. – Тащи его внутрь!
Не хватало, чтобы соседи из двух других квартир на площадке увидели в свои глазки побоище и вызвали милицию. Однако я делал ставку на традиционное равнодушие москвичей к любым происшествиям. И на то, что соседи по лестничной клетке, наверное, знали, что с рубцовской квартирой дело обстоит нечисто. И, вероятно, не жаловали ее хозяина. Трудно представить себе более осведомленных и одновременно более равнодушных друг к другу людей, чем столичные квартирные соседи.
Гражданин Рубцов покорно нагнулся и стал втаскивать внутрь жилья тело своего гостя. Он трелевал его прямо за ноги. Тело слегка зацепилось затылком за порог, однако под прицелом моего пистолета наркоторговец Рупь завершил операцию довольно быстро. И что удивительно, в ходе нее он не издал ни единого звука.
Я вошел следом в квартиру Рубцова. Захлопнул за собой дверь. Теперь я чувствовал себя в большей безопасности. Ну, а Рупь соответственно – в меньшей. Я достал из кармана черный скотч и бросил его гражданину Рубцову. Тот чудом поймал катушку. Руки его тряслись. Губы беззвучно шевелились.
Наркоторговцы, когда доходит до драки, – довольно трусливые люди.
– Вяжи его! – скомандовал я.
Отыскать кончик у катушки с липкой лентой – трудное дело, даже если у тебя не трясутся со страха руки. Но, как ни странно, Рупь легко с этим справился. Видно, адреналин, выделяющийся в его кровь, придавал ему ловкости.
– Начинай со рта! – скомандовал я.
Рубцов послушно опустился на колени и стал заклеивать гостю рот. Несчастная головушка «чернорубашечника» слегка постукивала о пол.
– Хватит.
Не выпуская из правой руки пистолета и не сводя дула с Рубцова, я нагнулся к телу – с помощью швейцарского офицерского ножа, зажатого в левой руке, обрезал конец клейкой ленты.
– Теперь переверни его на спину. И вяжи ему руки.
Рупь исполнил эту команду удивительно быстро.
– Достаточно, – скомандовал я. – Теперь – ты. Быстро встал на колени. Лицом к стене, руки за спину.
Для убедительности я сильно ткнул Рубцова пистолетом в висок. Голова его дернулась. Он обреченно опустился на коленки. Отполз лицом к стене и заложил руки за спину.
Я сунул пистолет за поясной ремень и завязал ручонки гражданина Рубцова. Это был единственный момент, когда тот в принципе мог оказать мне сопротивление – однако противник оказался деморализован настолько, что даже не пикнул. Я же говорю: наркодилеры – совсем не бойцы. Слабовольные хлюпики. Более трусливые, чем даже наркоманы-слизняки.
– А сейчас я завяжу тебе рот, – ласково проговорил я. – Но ненадолго, минут на десять… И знаешь, зачем завяжу? – задал я риторический вопрос и сам же на него ответил: – Затем я его тебе завяжу, что в ближайшие десять минут ты будешь очень громко орать… Потому что тебе будет очень, очень больно… Ну, ты готов?
– Нет!!! – страстно выкрикнул Рубцов.
– Тогда говори: где порошок?!
– Какой еще порошок?
– В несознанку пошел?.. Ну-ка, давай свой рот… Я, пожалуй, начну работу над тобой с мизинца… Одна из самых хрупких и самых болезненных частей организма… Когда его ломают – бывает очень больно… Я обещаю.
– Нет!!!
Я заткнул его пасть носовым платком. Стал пропихивать его поглубже в глотку. Наркоторговец пытался выплюнуть кляп и даже укусить меня за пальцы.
– Ты, кажется, не понял, – сказал я, – я ведь не милиция и не ОМОН. Камеры и суда не будет. Если ты, конечно, скажешь, где порошок. Не скажешь – будет очень больно. А потом ты умрешь. – Я взялся за его мизинец и стал медленно выгибать в сторону, противоположную ладони. – А скажешь, где, я просто возьму порошок и уйду. Вот и все. Понял?
– А-а! – замычал сквозь кляп Рубцов.
В его пальце что-то треснуло. Рев стал еще более страстным. Затем он сменился всхлипываниями. А потом – трусливым воем:
– А кагу! А кагу! – что, видимо, означало: «Я скажу!»
– Ты же только что не хотел говорить? – спросил я, берясь за второй мизинец.
– Кагу!!!
– Ну-ну, – сказал я, вытаскивая изо рта Рубцова кляп. – Я слушаю.
– В ванной… Под плиткой… – проговорил, ловя воздух ртом, наркоторговец. – Пакет… Черный… Не убивай! Забери! Только не убивай!
Я вернул кляп на место (гражданин Рубцов уже не сопротивлялся тряпке во рту) и прошел в ванную комнату.
По пути туда я имел счастье лицезреть стиль и уровень жизни отечественного наркоторговца не самого высокого полета. Могу доложить: уровень – вполне приличный. Евроремонт в квартире был исполнен безо всякого вкуса, зато из самых что ни на есть дорогих материалов.
Ванная комната имела примерно столько же квадратных метров, сколько вся Дашина квартира. Потолок в ней оказался зеркальным. Видимо, в частной жизни гражданин Рубцов принадлежал к племени сластолюбцев. Я подумал, что он, пожалуй, трахает здесь за дозу несчастных пятнадцатилетних девчонок – которых сам же и посадил на иглу. Угрызения совести по поводу сломанного рубцовского мизинца оставили меня.
Я наклонился и обстучал кафель, покрывающий стены ванной. В одном месте, судя по звуку, имелась пазуха. Одна из кафельных плит оказалась съемной. Я осторожно сдвинул ее с места. Засунул руку в образовавшуюся полость. Внутри что-то лежало. Выходит, гражданин Рубцов, на удивление, не солгал. Я захватил рукою полиэтиленовый пакет. В нем лежало что-то мелкое и сыпучее.
Я вытащил пакет на свет божий. Пакет в самом деле (не обманул драг-дилер!) оказался черным, перевязанным скотчем. Весил он около трехсот грамм. Однако – доверяй, но проверяй! – я надрезал плотный полиэтилен своим ножиком.
Когда-то, в бытность мою на государевой службе, мне доводилось участвовать в захвате героина (каких-то двадцати граммов), поэтому я в принципе представлял себе его вид и даже вкус.
Вид и вкус рубцовского порошка ничем не отличались от моих представлений.
Я заклеил пакет все тем же скотчем. Затем вышел из ванной.