– Давай, – так же же ласково продолжила она, – я пойду помоюсь, а ты укладывайся пока, ладно?
– Ты, конечно, ляжешь на этой роскошной, большой кровати.
– Как хочешь, – кротко ответила Варя. – Я могу и на диване.
– А давай вместе, а?
– Дурачок, – беззлобно и снисходительно улыбнулась она и исчезла за дверью ванной.
Пока она там плескалась (и дверь закрыла на крючок!), Саня скинул с себя пропотевшую одежду, остался в одних трусиках-плавках. Взял одну из двух подушек с кровати, прилег на диван, укрылся каким-то пледом.
Через минуту перед его глазами поплыли в беспорядке, вперемежку горы, осы (большие, но не страшные), дорога-серпантин, полутемные жаркие внутренности грузовика…
Он дернулся всем телом, а еще через минуту спал.
Варя
Когда она вышла из ванной, Саня крепко спал на диване, свернувшись в клубок и уткнувшись носом в спинку.
Варя включила ноутбук в розетку, осторожно, чтобы не потревожить больные ребра, улеглась перед компьютером ничком на кровать.
С ума сойти, здесь даже простыни накрахмаленные.
Спать ей совсем не хотелось. События сегодняшнего дня совершенно опустошили ее. Еще недавно, утром, они, ни о чем не подозревая, выезжали с гостиничной стоянки в Суджуке. Но теперь то утро представлялось ей далеким – как из другой жизни.
Бок и спина болели меньше, чем полчаса назад, – верный признак того, что ей предстоит работать. Она включила ноутбук и, пока грузилась программа, продумала первые фразы отчета.
Не просто так – ох не просто! – фирма Сергея Александровича выиграла пресловутый тендер у правительства. Варя почему-то была уверена: он сумеет донести свой отчет до сведения тех, кому надо.
…Варвара закончила писать, когда часики в углу экрана показывали 03:43. В отчете было все, что хотел сделать достоянием властей полковник Бурдаков. Все это – и еще кое-что.
Варя включила подпрограмму шифрования. Через минуту двенадцатистраничный отчет превратился в страницу непонятных, невиданных символов.
Она заархивировала (сжала) шифровку. Подключила к модемному входу лэп-топа свой сотовый телефончик.
Еще через минуту Варя вышла в сеть, а вскоре отчет ушел по адресу, вызубренному ею назубок. По адресу для экстренной связи. Будем надеяться, что Сергей Александрович получит его уже утром.
Варя отключила телефон. Безжалостно стерла из памяти компьютера все следы своей ночной работы. Теперь следы отчета в памяти лэп-топа сможет восстановить лишь компьютерщик равной с ней квалификации – и то после долгой возни.
Варя выключила лэп-топ, положила его на пол рядом с кроватью. Немедленно дали о себе знать больные ребра, полузабытые за работой. Охая и даже поскуливая, она откинула простыни. Бросила взгляд на Саню. Тот весь раскрылся, лежал навзничь, мерно сопел. Торс его оказался пропорциональным, мускулистым. Под правой ключицей белел шрам. Кажется, входное пулевое отверстие.
«Когда все кончится, – вдруг подумалось ей, – я, наверное, не откажусь, если Саня пригласит меня поболтать где-нибудь в кафе».
Она укрылась простыней, потушила ночник. Кондиционер работал исправно, и в комнате было даже прохладно.
Варя свернулась калачиком, прочитала про себя короткую молитву (последние происшествия сделали ее суеверной) и через пару минут заснула.
* * *
– Она вышла на связь. Двадцать минут назад.
– И?..
– То, что мы и предполагали.
– Вот как?!
– Да. И даже еще хуже.
Пятница, утро. Саня
Он проснулся рано.
Он чувствовал себя разбитым, издерганным, невыспавшимся. Развалина, а не человек.
За жалюзи угадывалось раннее прохладное утро.
Саня откинул плед и встал с дивана.
Варя лежала навзничь на широкой кровати. Сон ее был глубок и безмятежен. Дыхание – тихое и ровное. Лицо спокойное и разглаженное. На нем не отражалось ни морщинки сна. Варя вся укрылась простыней. Видны были только голые широкие плечи и большие красивые руки. Но спала она, похоже, нагишом.
Неожиданно Саня ощутил приступ вожделения. Желание было таким сильным и острым, что он задержал вдруг участившееся дыхание и поспешно отвернулся от Вари. Тихо и быстро прошел в ванную комнату.
Он думал, что такого не будет никогда. Или, по крайней мере, случится очень, очень не скоро. Саня и представить не мог, насколько быстро после смерти Динки он захочет другую женщину.
Но у него – странно! – не возникло чувства вины перед Динкой. И его неожиданное вожделение к Варе отнюдь не означало, что он предает Динку. Память Динки.
Неожиданная страсть означала только то, что он – остался жить. А Динка – уже умерла.
«Холодный душ, и все пройдет». Саня пустил воду в ванной. И из горячего, и из холодного крана тонкой струйкой потекла одинаково желтая, тепловатая жидкость.
Смеян посмотрел на себя в зеркало над раковиной. Глаза красные, измученные. Небрит, нечесан. Он почистил зубы без щетки и пасты – водой и пальцем. Пригладил вихры мокрыми руками.
«Надо сходить купить пару зубных щеток. Порадую Варвару, когда она проснется. И пасту куплю. И мыло, и станок одноразовый. И еще – искупаюсь вместо душа в море».
Ему вдруг чрезвычайно захотелось поплавать в прохладной утренней морской воде. И это желание, посетившее его, – второе желание за утро! – резко контрастировало с его апатичным состоянием в последние дни, когда не хотелось вообще ничего. Когда жить – тоже не хотелось. И желание искупаться в море – оно тоже означало, что он остается жить. Да, остается жить… А вот Динка – умерла.
Саня вернулся в комнату. Варя не проснулась, не пошевелилась. Лежала в той же позе и дышала тихонечко.
Саня с отвращением натянул на себя пропахшую потом майку. На рукаве заметил капельки крови. Наверно, испачкал в крови Борисова, когда налетел на него вчера в зале над осиным инкубатором. Он надел джинсы, а затем кроссовки прямо на голые ноги. Выскользнул из номера. Спустился по деревянной лестнице со второго этажа. Мимо пустой стойки портье вышел на улицу.
Было светло, но солнце еще не взошло. Оно пряталось где-то там, за горами, но его сильный, скрытый покуда свет обещал яркий и жаркий день. А сейчас еще было даже прохладно.
Улицы курортного городка жили поутру скрытой от курортников, рабочей жизнью. Бабуля в черном толкала в сторону рынка тележку, груженную стеклянными банками сметаны и целлофановыми пакетами творога. В том же направлении проехал на велосипеде худощавый старик. К багажнику его велосипеда было приторочено ведро с букетами роз. Деловито прошествовала женщина в строгом платье – то ли работница поселкового совета, то ли воспитательница детсада.