Меня привели в комнатенку с толстой решеткой поверх наглухо замазанного белой краской окна. Всю ее обстановку составляли письменный стол, гигантский сейф да тройка стульев. По дороге таможенники куда-то – я не успел заметить куда и когда – испарились, причем вместе с моими вещами. Остались только двое безликих штатских: один – постарше, другой – помоложе. Тот, что помоложе, уселся за стол, хмуро бросил мне: «Присаживайтесь!» Я сел. Второй – тот, что старше и, видимо, главнее, – устроился за моей спиной. Он сидел там, дышал, поскрипывал стулом. Это было не слишком приятно. Молодой достал из ящика стола линованный бланк, обнажил ручку и хмуро спросил:
– Фамилия, имя, отчество?
Я назвался. Затем последовали другие протокольные вопросы – возраст, место рождения, работы, проживания… Потом гражданин в штатском что-то долго писал в протокол, а затем оторвался и вдруг мрачной скороговоркой объявил:
– Вы, гражданин Данилов Алексей Сергеевич, одна тысяча девятьсот семьдесят седьмого года рождения, в соответствии со статьей сто двадцать два УПК РСФСР… – он сделал паузу, а потом внятно, по слогам, произнес: – За-дер-жа-ны.
Меня как дубинкой по башке ударило:
– Задержан? Что это значит?
– А то значит, – ухмыльнулся мужик за столом, – что сейчас вы будете препровождены в изолятор временного содержания, а завтра – так как закон запрещает нам вести допрос в ночное время суток, – завтра с утра вы будете допрошены следователем. И уже он определит, какую меру пресечения вам избрать…
Мужик, сидевший за моей спиной, сделал какое-то шевеление.
– Так что сдавайте личные вещи, господин Данилов!.. – радостно закончил моложавый за столом.
Я не двигался – сказать, что меня шандарахнуло сообщением мужика – означало сказать мало.
– Давай, давай, Данилов, не задерживай!.. – фамильярно поторопил меня следователь (или кто он там был?). – Из карманчиков все на стол, шнурочки из кроссовочек вынимаем, часики снимаем… Не волнуйтесь, у нас ничего не пропадает, каждую вещичку отразим в описи…
Тут скрипнула входная дверь – я обернулся. В комнату вошла огромная, но довольно-таки симпатичная для своей огромности деваха лет тридцати в явно узких для ее могучего тела джинсах. Она подошла к мужику, сидевшему у меня за спиной – кажется, главному здесь, – и что-то зашептала ему на ухо. Я не мог разобрать ни единого слова. Оглянулся. Лицо старшого оставалось непроницаемым.
– Давай, давай, Данилов, – опять поторопил меня сидевший за столом, – поживей поворачивайся, мы тоже спать хотим!
– Да за что? – только и сумел выдавить я.
– Сказано же тебе: попытка контрабанды. Давай выгребай карманы.
– Да мужики… – промямлил я. – Да какая там контрабанда… Подумаешь, браслет… Да он сто сорок долларов всего стоит… Да зачем вы так, мужики?.. – И добавил уж совсем несуразное: – Может, мы договоримся, а?.. Без протокола?..
– Без протокола с гаишниками будешь договариваться! – вдруг рявкнул мужик за столом. – Быстро все из кар-рманов на стол! Или тебе уши заложило?! Сейчас прочищу!
Он угрожающе привстал.
Я пожал плечами. Соотношение сил (двое против одного, не считая богатырской девахи), чужое поле, отсутствие дружественных болельщиков, а также вся ситуация складывались явно не в мою пользу. И все-таки я медлил. Взять и выложить ключи, деньги и даже шнурки на стол означало для меня в одночасье превратиться из свободного человека, гражданина мира (каковым я чувствовал себя еще пару часов назад, на борту международного рейса, когда очаровательные стюардессы предлагали мне на выбор белые либо красные вина) – в бесправное, безымянное, подчиненное существо. В лагерную пыль…
Скрипнула дверь, я оглянулся – это вышла могутная деваха.
– Слушай, Данилов, – прорычал мужик-следователь, – давай пошевеливайся! Пока мы у тебя золотишко нашли – а хочешь, план найдем? Или героин? Хочешь?.. И загремишь ты у меня, Данилов, под фанфары лет на десять! И будет твое, Данилов, место под нарами, у параши! А твои друзья, Данилов, уголовники, будут любить тебя, такого молодого-красивого! Крепко любить!.. Ну!.. Все – на стол!..
«За что?!» – чуть не закричал я отчаянно, но сдержался. Это недоразумение. Конечно, недоразумение. И оно разрешится. А пока… Пока мне надо подчиняться. Что еще оставалось делать?
Я стал опорожнять карманы. На стол следователя полетели: ключи от дома, от машины, бумажник, часы и груда никелевых и медных шекелей и агоротов, полученных мною – на сувениры! – от кассирши в duty free аэропорта Бен-Гурион (в какой иной, сияющей жизни это было!).
Меня никто не останавливал, не говорил, что все случившееся – просто шутка, игра, и я обреченно вытащил ремень из джинсов, а потом нагнулся и расшнуровал кроссовки.
Тут из-за моей спины вышел второй особист, постарше.
– Вася, выйди-ка. Минуток на пятнадцать, – негромко приказал он первому. – Помоги там Варваре.
Первый вскочил за своим столом.
– Слушаюсь, товарищ подполковник!
В то же самое время. Наташа.
– Чего столбом стоишь? – рявкнули на нее.
Наташа вздрогнула, отпрянула. Почувствовала, что холод – зябкий российский холод – пробирает ее до костей. Она очнулась от забытья, в котором пребывала с той минуты, как Лешу утащили в неприметную боковую дверь. Наташе все казалось, что сейчас он вернется, улыбнется ей своей беззащитной улыбкой, скажет со смехом: «Что, напугал я тебя?»
Но Алексей не вернулся. И нужно было наконец что-то делать – для него или же для себя. Наташа осмотрелась. Она стояла в сером от пыли зале выдачи багажа. На одном из транспортеров одиноко вертелся уродливый желтый чемодан. За стойкой единственного ларька «Duty free» зевала продавщица.
Для начала Наташа достала из сумки и натянула свитерок – несмотря на обещанную жару, она захватила-таки его в дорогу. Стало теплее, но ненамного. Она оглядела зал. Все как обычно: грузчики караулят платные багажные тележки, редкие пассажиры проскальзывают в «зеленый коридор». Ее взгляд снова уперся в неприметную дверцу в торце унылого помещения. Сколько она здесь простояла?
Часов Наталья не носила. Не имела привычки наблюдать, как уходит время.
– Не подскажете, который час? – обратилась она к пожилому дядечке, волочившему к выходу два чемодана на колесиках.
Тот одарил ее неприветливым взглядом:
– I don't understand! [17]
«Никогда бы не подумала, что у иностранцев бывают столь постные рожи. Наше Шереметьево, что ли, так на них действует?» Она пожала плечами и выдавила лучезарную улыбку:
– Excuse me, what time is it now? [18]