– Почему мне так хорошо у вас? – однажды спросила Настя у Сени.
– Потому что мы все тебя любим, – смущаясь, ответил тот.
Сеня исполнил все, что обещал: купил Насте белоснежный матросский костюмчик. Вывозил ее на рыбалку на дедовой моторке. Научил погружаться с аквалангом и готовить мидий на костре…
– Что ты такая довольная? – подозрительно спрашивала Настю ее собственная бабуля, когда Настя с почты звонила в Москву.
– А нравится мне тут. Погода – шикарная, вода – теплая. И мероприятий куча, – отчитывалась внучка, улыбалась стоящему рядом Сене.
– А кормят как?
– Кормят так себе… – Настя тут же вспоминала кулебяки и коврижки Татьяны Дмитриевны. – Но вы же мне денег дали – так что я не голодаю.
– Не влюбилась там? – пытала бабка.
– Нет, бабуль! – вдохновенно врала Настя. – У нас тут коллектив, не до любви…
– Ну, отдыхай, – позволяла, наконец, Галина Борисовна.
Настя с облегчением клала трубку, чмокала верного Сеньку и требовала:
– Ну! Какие у нас на сегодня еще приключения?
И Сеня щедро делился с ней авантюрами. Вывозил на место боев в Отечественную – но не в скучный помпезный мемориал, а в бывшие окопы: «Тут мы с пацанами лазили. Ночами. С фонариками. Артиллерийский порох собирали и оружие. Два пулемета немецких нашли…»
– Ты совсем здесь другой, Сенька! – восхищалась Настя. – Не такой, как в Москве!
– Какой не такой?
– Нахальный. Самоуверенный. И… и очень красивый.
Он целовал ее, приговаривал:
– А ты у меня – всюду красавица. И здесь особенная – загорелая, шоколадная!
…Уезжать из Южнороссийска не хотелось.
– Может быть, мне остаться? – безнадежно спрашивала Настя. – Наврать, что удалось достать путевки еще на одну смену?
Но оба понимали: слишком рискованно. Да и дед Сени, Николай Арсеньевич, посвященный во все детали их авантюры, не советовал:
– Не дразните гусей, молодежь…
Накануне отъезда в Сочи (уезжать в Москву – опять же, в целях конспирации – решили оттуда), они отправились на переговорный пункт.
Настя набрала домашний номер. Трубку взяла мама. Ее голос обжег Настю колким льдом:
– Дрянь!
– Что ты, мама… о чем ты?
– Ты спрашиваешь о чем я?! Тварь неблагодарная! К тебе в «Буревестник» вчера приехал Женя. Эжен. Хотел тебе сюрприз сделать.
– И что? – Настя вдруг обрела хладнокровие.
– И то! Он все знает. Ну, и как, хорошо тебе там? В Южнороссийске?
* * *
Настя тихо опустила трубку на рычаг. С минуту простояла в духоте кабинки. Мыслей не было, ноги дрожали. За мутным стеклом волновалась очередь.
Почтовая тетенька гаркнула в мегафон:
– Первая кабина! Вы что там, померли?
Всем надо куда-то звонить. Нельзя впустую занимать кабинку. А то, что тебе, как воздух, нужна эта минута одиночества – на это всем наплевать.
Настя с трудом толкнула тяжелую дверь.
– Спала ты там, что ли? – проворчала стоявшая за ней бабка. – Зальют глаза, а потом… – бабка разглядела бледное Настино лицо, пляшущие губы – и умолкла.
К ней уже спешил Сеня:
– Настя! Что?! Что-то дома? Настя!
А она стояла – и не могла выговорить ни слова. Только смотрела ему в глаза – отчаянно, жалобно, безнадежно…
Сеня молча взял ее под руку, вывел из душного телеграфа. Притихшая очередь проводила их любопытными взглядами. Кто-то выдохнул в спину:
– Лица на ней нет. Случилось что-то…
А Настя опиралась на Сенину руку и в голову ей пришла парадоксальная мысль: «Да ничего со мной случиться не может, – пока Сенька рядом! И пока он держит меня, крепко-крепко!»
На душе после маминой отповеди было тяжко. Но странным образом, одновременно, – легко. Потому, что все, наконец, раскрылось. И никакая конспирация больше не понадобится.
Они спустились по ступенькам, повернули в сторону дома… Настя послушно шагала рядом с Сеней. Даже здесь, на пыльной центральной улице, терпко пахло морем, успокаивающе шумели тополя. И Насте хотелось: «Пусть так будет всегда: я просто иду вместе с ним, по бесконечной улице, иду – и молчу».
Потому что если заговорить – неизвестно еще, что он ей ответит.
– Настя, – твердо сказал Сеня. – Пожалуйста, объясни, что случилось.
«Случилось то, что я могу тебя потерять».
– Эжен приезжал в Сочи. И все узнал. Про тебя, про меня. Про Южнороссийск… Катастрофа. Моя мама в ярости.
Сеня облегченно выдохнул:
– И всех делов? Ф-фу, а я-то подумал!
– Ничего себе: «всех делов»! – взорвалась Настя. Внезапно вся ее слабость исчезла, и осталась только злость: – Ты знаешь, чего мне мама наговорила?!
– Догадываюсь, – помрачнел Сеня.
– И все из-за тебя! – Настя дала волю гневу.
Сеня не ответил. Только посмотрел на нее, и глаза его говорили: обвиняй в чем угодно, я все снесу…
«Он не отпустит меня! – радостно подумала Настя. – Не позволит, чтобы я уходила!»
И она продолжила сцену:
– Это ты все затеял! С «Буревестником», с Южнороссийском! Тоже мне, Бисмарк! Дипломат! План он целый придумал! Да весь твой план – белыми нитками шит, с самого начала!
«Сейчас он скажет: я насильно тебя с собой не тащил!»
Но Сеня молчал.
– Чего стоило просто поехать в «Буревестник». Без всякого твоего Южнороссийска! И Эжен бы тогда ничего не узнал!
Сеня перебил ее:
– Нет уж. Пусть знает! На фиг он вообще в Сочи поперся, твой Эжен?!
Настя вспыхнула:
– Во-первых, он не мой. Во-вторых, я просила тебя: изъясняться без «фиг». А в-третьих… чего бы ему и не приехать? Это мой старый друг, захотел повидаться…
А Сеня радостно закончил:
– Вот и фиг ему!
– Так бы тебе и врезала, – устало произнесла Настя.
«Ни в чем Сенька не виноват. Я сама с ним поехала, и сама на все согласилась. Вот мне теперь и расхлебывать. Жаль, что по-хорошему расхлебать не получится… Но если Сеня мне… предложит… сам – предложит…»
Но он сказал совсем не то, о чем она думала, на что надеялась, о чем втайне мечтала…
– Хочешь – и врежь мне! Врежь со всей силы, ударь, ну! Сразу полегчает!
И Настя представила: она замахивается и влепляет Сене пощечину. Картинка получилась натуральной, яркой. Только на месте Арсения она с удивлением увидела лицо Эжена. Холеное, надменное, породистое… Сволочь он, этот Эжен! Надо же было так ее подставить!