Черно-белый танец | Страница: 34

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Человек из КГБ, в стандартном польском костюмчике, в сером галстучке, с абсолютно серой внешностью (никто из опербригады даже не запомнил ни фамилии его, ни звания) резко оборвал подполковника:

– Когда убивают кандидата в члены ЦК партии, это всегда политика. Да еще, когда его убивают в день внеочередного Пленума ЦК.

Он внушительно посмотрел на милиционера, побуравил его глазками, прикинул, испугался ли тот. Понял, что тот испугался не очень и оттого заявил излишне резко и безапелляционно:

– Мы забираем это дело.

«…Забираете именно потому, что раскрыть его никакого труда не составит», – добавил про себя милицейский подполковник – но вслух произносить этого, естественно, не стал.

* * *

Настя вернулась поздно. Вот уж дурацкий у них факультет: как пьянку начнут – не остановишь. И сама не остановишься.

«Нашли ведь, что справлять, – с запоздалым раскаянием думала Настя, – поминки по генсеку, подумать только!»

За болтовней, картишками и игрой в «бутылочку» (пыталась отвертеться, да не удалось) время пролетело вихрем. Стали расползаться только в час ночи. Тим маслянил Настю пьяными глазками, уговаривал остаться: «Метро ведь уже закрылось, куда ты поедешь?»

Настя решительно пресекла домогательства и, смущаясь, стрельнула у девчонок пятерку на такси – с карманными деньгами у нее в последнее время была напряженка, даже стипендию приходится тащить в семью.

«Ну вот, опять я поиздержалась, – покаянно думала она, подремывая в тепле машины. – Зачем только пошла?! Конечно, было вкусно, но в „Праге“ оставила деньги, что мне выделил Сенька на обеды на неделю. И пятерку еще эту несчастную за такси отдавать…»

Нахальный водила набивался на чаевые, но Настя, охваченная приступом экономии, пожаловала ему только двадцать копеек.

«Тоже нашла статью расходов – в дурацкое Измайлово ездить, – сердито думала она, топая по ступенькам. – Как хорошо на Бронной было: отовсюду пешком можно дойти».

Но больше всего ее расстроило, что Сенька до сих пор где-то шляется: два часа ночи, а окна темные. Или бессовестно дрыхнет, не дождался? «Придушу, коли так…» – решила Настя.

Но Сени дома не оказалось.

«Бухают, небось, в типографии. Переверстывают полосы – и бухают. Газетчики хреновы…»

Дабы развеять одиночество и тоску, Настя повключала по всей квартире свет: ну и пусть нагорает, надоело ей каждую копейку высчитывать. Врубила любимых «Битлов» – увы, вполголоса. Соседи церемониться не будут, мигом в батарею застучат.

Она достала из холодильника полбутылочки «Апсны Абукет» – остатки Сенькиного подарка на Восьмое марта. Хорошее вино, дефицитное – где он его только достал? Сделала глоток, попыталась, как когда-то учил Женя, насладиться «букетом» – или «абукетом»?… И скривилась: ничего в нее сегодня не лезет, ни коктейль, ни виски, ни благородное вино. Что это с ней? Есть хочется, а запивать не хочется. Настя досадливо вернула бутылку в холодильник и достала трехлитровую банку с маринованными помидорами. Помидоры, конечно, ужасные – зато стоят копейки и аппетит хорошо перебивают.

Сна – ни в одном глазу. Да и не хочется ложиться без Сеньки… Интересно, где его носит?

Настя вдруг подумала о Милке Стрижовой. Своей, так сказать, верной подруге.

Милка оказалась единственной, кто одобрил Настино решение уйти из семьи. Уйти к Сене. По крайней мере, она неоднократно об этом заявляла. И неоднократно заваливалась в гости (пижонки-однокурсницы – те ни разу не добрались в «деревню, глушь, Измайлово»).

Милка сидела у них часами. Пила бесконечный кофе, болтала, совала нос во все их дела…

Сенька, кажется, не возражал. Он охотно беседовал с Милкой и даже, к ярости Насти, вворачивал довольно смелые комплименты в ее адрес (что только нашел в этой тощей дылде!)

«Да нет, – успокаивала себя Настя. – Глупости это все. Он Милку просто морально поддерживает. Потому как у той – старый, седой, противный муж, вечно в командировках».

А на душе все равно кошки скребут: «Вдруг Сенька – не в типографии, а у коварной Милены? Продолжает, так сказать, свои утешения? Или у нее утешения ищет – на меня жалуется? За то, что я из семейного бюджета выбиваюсь?»

Настя еле удержалась от того, чтобы набрать подругин номер. Но искушение подавила…

От нечего делать она прошлась по квартире… И заметила: что-то здесь сегодня не так. Что-то неуловимо изменилось. Вроде и вещи все на своих местах, и запахов незнакомых нет – а есть ощущение, что кто-то наведывался. «Соседка, что ли, причапывала? Или Сенька днем забегал?»

Ну, насчет Сеньки – она установит в два счета.

Настя прошла в прихожую. Проверила, где Сенькины тапки. Сеня – раздолбай, вечно расшвыривает обувь по всей прихожей. А Настя с ним ругается. Ну а если нарушитель уже сбежал – аккуратно ставит его тапки на полку.

Да, тапки стоят на том самом месте, что и утром. Значит, Сеня сегодня не заходил. Может и правда – соседка объявлялась? Настя не поленилась: взяла настольную лампу с длинным шнуром, подошла к двери соседкиной комнаты. Коридор Настя не так давно вымыла – а нишу перед соседской дверью не трогала: чужая территория.

Она осветила придверный пятачок, убедилась: слой пыли (месячный, как минимум!) не нарушен.

Настя вернулась в кухню. Нет, что-то определенно не то.

Присела на табуретку, попыталась вспомнить, как выглядела квартира сегодня в пол-одиннадцатого утра, когда Настя выбегала из нее, спеша к третьей паре. Две немытых чашки в раковине, и хлеб на столе… И Сенькин свитер валялся на табуретке – Настя специально не убрала его, дабы по возвращении повоспитывать нерадивого друга на наглядном примере.

А это еще что такое?

У табуретки она разглядела кучку песка: явно, с уличной обуви насыпался. Сначала, наверно, лужица была – а теперь высохла и превратилась в сероватую пыль. Ну ничего себе! Ходить по квартире в уличных ботинках! Да такого себе даже грязнуля Сенька не позволяет!

Ей отчего-то стало страшно. Кто? Кто мог быть здесь?

«Хозяин, – утешала она себя. – Наверняка он. Приходил, пока нас нет – поглядеть: может, мы тут разнесли все по камушкам».

Утешение оказалось так себе. Настя знакома была с хозяином их квартиры, пожилым алкоголиком. Похоже, тому совершенно все равно, что происходит в его жилье. Лишь бы деньги платили.

«Ну, может, у него приступ бдительности случился… Или… или Сенька кому-то из приятелей ключи дал. Допустим, разрешил заехать и забрать какой-нибудь учебник-конспект… Тоже, конечно, вряд ли, но Сеньку я спрошу».

Настя аккуратно вытерла кучку песка. Заодно – убирать так убирать! – вымыла чашки и рюмку из-под вина. Мысли перекинулись на сегодняшнее странное неприятие спиртного. «Интересно, что это со мной? – лениво думала Настя. – Организм, наверно, за ум взялся. Решил: хватит тебе пить, а то станешь алкоголичкой на этом факультете! Ну и очень хорошо, здоровее буду – опять же экономия немалая… Тьфу, как меня эта „экономия“ достала! Только о ней и думаю… М-да, а времени уже почти три ночи. Сенька совсем обнаглел. Позвоню завтра Гоги Мухранычу, спрошу между делом, – во сколько номер подписали. Вряд ли позже часа… Может, такси ему никак не поймать? Ну и сам виноват. Я ему – не Кончита, а он – не граф Резанов. До утра я у окошка торчать не буду. Да и спать уже хочется – сил нет!»