– И ты не будешь с ним встречаться без меня?
Юля обняла его за шею и, почти касаясь губами щеки, прошептала:
– Сейчас, кажется, мне нет до Родиона никакого дела... Но я не могу поручиться за завтрашний день...
– А что надо сделать, чтобы ты поручилась?.. – так же тихо отозвался он, опять осторожно прижав ее к себе.
– Ну... придумай что-нибудь...
Но Андрей не стал ничего придумывать. Он обратился к давно испытанным мужчинами средствам – поцелуям и объятиям. И очень скоро Юля забыла не только про «воскрешение» мужа. Она потеряла всякую ориентацию в пространстве и времени. Ей казалось, что никого другого, кроме Андрея, у нее и не было никогда. А про тайну братьев Кривицких она наверняка читала в каком-то дурацком детективе. У нее, Юли, все хорошо. Ее никогда больше не заморочат странные сны и думы. У нее есть Андрей, с теплыми губами и ласковыми руками. Он никогда не даст ее в обиду и ни за что ни на кого не променяет.
* * *
По трели будильника Юля резко подняла голову с подушки и ударилась лбом о лоб мужчины, который тоже собирался утихомирить надрывно звучащий предмет. Это был явно не Родион...
– Фу-ты... Юля... – сказал не Родион. – А я-то думаю, чего меня Джек не будит... Джек!!! Он же там с ума сходит! Я же его с вечера не выгуливал!
И Юле, мгновенно вспомнившей, что не Родион является Андреем, пришлось с нарастающим удивлением следить за тем, как он быстро одевается, приглаживает волосы пятерней, с сожалением проводит рукой по заросшему подбородку, целует ее в щеку и, бросив: «Увидимся!» – исчезает из квартиры. Только тогда, когда лязгнули оба поставленных им замка, Юля очнулась. Вот так номер! Вот так «ни на кого не променяет»! Так, кажется, вчера ей думалось? Наивная! Эти мужчины только и делают, что меняют своих женщин. Кто-то на других, тоже женщин, а некоторые – на собак. А какая, в сущности, разница?
Она взглянула на часы. Было еще рано. Электронный будильник разбудил ее в тот час, который она запрограммировала вчера, когда намеревалась встретиться с Андреем на пустыре. Она плюхнулась обратно на подушку. Можно поспать еще целый час, учитывая, что и плащ уже приведен в порядок.
Но сон не шел. Юля вспоминала вчерашний вечер и сравнивала Родиона с Андреем. Родион, конечно, эффектней. Он выше ростом и... аристократичнее... Но эта эффектная внешность теперь вызывала у нее одну неприязнь, отторжение. Правда, вчера Андрей сказал какие-то слова, которые задели ее... Какие же? А-а-а... вот... Он сказал что-то вроде «...обстоятельства сложились так, что у Родиона не было иного выбора, кроме как жить жизнью брата. Своей почему-то нельзя». Быть может, с Родиком случилось нечто такое, что непременно вызовет ее сочувствие, и она ему все простит? Что, и Таньку? И клиники, которые лечили ее от бесплодия? Нет! В этом все дело! Раз он так ловко провел ее, с не меньшей ловкостью мог обвести вокруг пальца и собственного брата, и вообще кого угодно. Она совсем не знала бывшего мужа. Да, именно бывшего. Настоящим он больше не станет, даже если Танька откажется от него, даже если Андрей... А что Андрей? О нем она тоже ничего не знает. То есть во-об-ще ни-че-го, кроме того, что разведен и имеет овчарку по кличке Джек!!! Она не знает, где он живет, чем занимается, кем работает. Не знает его номера телефона: ни служебного, ни домашнего, ни мобильного! Он мужчина-фантом, «Летучий голландец», привидение... А что, если он больше никогда не придет? Все, что нужно, он уже сделал: замки поставил, в зубы Родику дал, даже переспал с ней, Юлей. Зачем ему к ней возвращаться? Зачем ввязываться в эту историю? Он, правда, вчера просил ее не встречаться с Родионом без него, но чего не скажешь, чтобы женщина пустила в свою постель...
Но Андрей пришел на следующий же день и рассказал нечто, во что Юле было очень трудно поверить, хотя она готова была обвинить Родиона во всех смертных грехах. Во всех, кроме этого!
Катя обедала вместе со своей семьей на коммунальной кухне и уже удивлялась тому, как можно жить в такой тесноте, когда вытяни руку в одну сторону – наткнешься на соседский стол, вытяни в другую – коснешься стола третьей семьи. А позади еще и раковина, и неуклюжая плита с тяжелой чугунной заслонкой. Ее уже давно никто не топил дровами, поскольку все перешли на керогазы и керосинки, но она так и каменела у стены памятником былых времен. В кухне стоял удушливый запах блюд, которые готовились почти одновременно всеми тремя хозяйками, ибо обеденное время для всех было примерно одно и то же.
Катя понимала, что ей ко многому придется привыкать снова, но это не слишком печалило ее. Лучше уж коммунальная кухня, чем происки сумасшедшей Славочки. Вот Герману придется куда труднее, чем ей. Он с детства жил в огромной отдельной квартире и наверняка даже не представляет, во что ему придется окунуться. Но она, Катя, изо всех сил постарается скрасить мужу коммунальные будни. Например, обедать они будут только в своей комнате. Незачем Гере толкаться в кухне вместе со всеми. А комнату от запаха еды всегда можно проветрить.
Успевая подавать нужные реплики сидящим с ней за столом родным, Катя раздумывала, что лучше купить, керогаз или керосинку, когда раздался звонок у входной двери.
– Это к соседям, – сказала Людмилка, увидев, как дернулась Катя. – Забыла, аристократка, что к нам два звонка!
Катя виновато улыбнулась и взяла из плетеной хлебницы еще кусочек, когда из коридора трубно прокричал сосед:
– Катюха! Тут к тебе пришли!
– Неужели Гера? Он должен еще работать... – удивилась Катя, вскакивая из-за стола с той резвостью, которую ей позволял проявить тяжелый живот.
В коридоре она наткнулась на странно-неподвижный взгляд свекра Виталия Эдуардовича. Его лицо было очень бледным, рот заметно дергался. Катя, обхватив живот руками, прижалась к дверям ванной и одними губами прошептала без всякого намека на вопросительную интонацию:
– Что-то с Герой...
– Со всеми... – прохрипел в ответ Виталий Эдуардович и схватился дрожащей рукой за ворот, явно душивший его.
– Давайте-ка в комнату, – распорядился Катин отец, потому что в коридор уже просочились соседи и с любопытством прислушивались к разговору.
Людмилка взяла под руку Катю и повела в комнату. Туда же прошли отец с матерью и совсем помертвевший Кривицкий.
Сестра усадила Катю на оттоманку, а для Виталия Эдуардовича отодвинули от круглого стола старенький скрипящий венский стул. Главный хирург города тяжело опустился на него и сказал, глядя в пол:
– Сегодня ночью у нас был пожар... Квартира выгорела... вся...
– Не-е-ет!!! – выкрикнула Катя, вскочила с оттоманки и глухо охнула. Живот будто пронзило острым колом. Опускаясь на пол от боли, пыталась не акцентировать на ней внимания, еле шевеля губами, спросила: – А Гера?
– Погибли все... Герман... Леночка... Славочка... Дуся... Задохнулись... Не смогли выйти... А я был на дежурстве... оперировал... Вышел из операционной, а меня ждут... с известием...