Борис морщил нос, коря себя за бабскую сентиментальность, и все равно ощущал сильное теснение в груди, когда прижимал к ней свою... настоящую жену. С Надей надо срочно развестись. Развестись... да... Срочно... но, по сравнению с настоящим, это все-таки будет потом... А сейчас в этом мире существуют только они: Борис и Нонна, их горячие, свившиеся в тесный клубок тела. Маленькие легкие крестики смешно клацают друг о друга. Простые хлопковые шнурки путаются, и уже не понять, где крестик Нонны, где Бориса... где сам Борис, а где Нонна...
* * *
– Этого не может быть! – крикнул в телефонную трубку Борис, оторвавшись от Нонны, и глаза его налились кровью. – Это ты специально мне говоришь, чтобы я вернулся! Лучше сразу признайся, что ты говоришь это мне назло!.. Нет! Не верю!.. Да потому что этого не может быть, и все! Конечно же я сейчас приеду! Но если ты все сочинила, я... я... убью тебя, Надя!
– Что случилось, Боря? – встревожилась Нонна, когда ее венчанный муж положил телефонную трубку. – Почему ты кричал, что... убьешь Надю?
Борис обернулся к Нонне с таким перекошенным лицом, что она испугалась, резко отпрянула и даже свалила на пол стул.
– Она сказала... она посмела сказать, что Аленка... что с Аленкой... – Борис бросился в коридор и стал натягивать куртку.
– Да что с Аленкой, Боря?!! – крикнула Нонна, выбежав вслед за ним в коридор.
– Понимаешь... эта женщина... в общем, Надежда... Она специально... чтобы меня достать... сказала, что с девочкой... это... несчастье... Я даже не стал расспрашивать какое, потому что она врет! С Аленкой ничего не должно случиться!!!
Борис наконец справился с курткой и, не глядя на Нонну, вылетел из квартиры.
– Боря! Возьми такси!! – крикнула она ему вслед, захлопнула дверь и бросилась к телефону.
Та-а-ак... Кому ж позвонить? Галина Павловна, скорее всего, пошлет ее подальше и, в общем-то, будет права. Маринка! Да! Сеструха может знать, что там у них стряслось! Нонна набрала номер Марины и без всяких дежурных приветствий прокричала:
– Маришка! Что там с Аленкой?! Надя звонила... Борис умчался сам не свой, а я ничего не поняла! Ты ей дала мой номер телефона?
– Да... я дала... Потому что... нечего было затевать венчание, пока не...
– Не твое дело! – грубо прервала сестру Нонна. – Ты мне лучше скажи, что случилось.
– Да уж случилось... Аленушка... она... В общем, девочка сломала позвоночник...
– Как?!
– Упала с качелей. Хотела встать, а тяжелое деревянное сиденье, пролетая над ней, стукнуло ее по спине.
– Какой ужас!! А Надя-то где была?! Аленка же маленькая еще... Неужели одну отпустила гулять?
– Надя сейчас в невменяемом состоянии, чтобы внятно рассказывать, но думаю, там дело шло на секунды. Она могла и не успеть помочь дочке, если та неожиданно соскочила с качелей.
– И что теперь?
– Откуда же я знаю!
Сестры помолчали, потом Нонна деревянным голосом спросила:
– И ты, конечно, считаешь, что все это случилось из-за меня?
– Я, Нонка, действительно не могу понять, зачем вы с Борисом это сделали! Зная тебя, я прекрасно понимаю, чья была инициатива. Неужели нельзя было подождать, пока он разведется?
– Тебе, Маринка, не понять... В общем, не могла я больше ждать! Я и так его всю жизнь ждала... ждала... дождалась, а тут Надя между нами... А он порядочный, терзается... Дочку любит... Я не могла позволить, чтобы он от меня обратно к Надежде вернулся!
– А как ты сумела его в церковь-то затащить? Он хоть знал, зачем ехал, или ты его обманом?..
– Нет, Мариша... все было без обмана... Просто... он тоже... страшно влюбился... Страшно, понимаешь?! Мы оба чувствовали, что у нас не просто банальная связь, секс... Мы полюбили оба изо всех сил... Навсегда... И даже такой человек, как Борис, понял, что нашу любовь надо узаконить... и не в ЗАГСе... Она выше всех этих бумажек со штампами...
– Знаешь, Нонка, когда-то мне тоже казалось: моя любовь к Павлу Епифанову – не от мира сего! Что из этого получилось, ты знаешь. Думаю, каждый человек, влюбляясь, считает, что его любовь самая-самая... что ради нее можно все старое порушить... А на самом деле нельзя... Нельзя, Нонка! Расплата неминуема!
– Совсем с ума сошла! Вещаешь, как пифия, надышавшаяся ядовитых испарений! Мы не виноваты в том, что Аленка упала с качелей! Слышишь! Не виноваты! И не вздумай утверждать обратное!
Нонна так шлепнула трубкой об аппарат, что от нее отскочил кусок серого пластика. Тоже хорошего мало. Аппарат новый, кнопочный. Борис с последней получки купил. Радовался, как ребенок. А теперь его ребенок... Нонна запустила пальцы в волосы и просидела почти без движения битый час.
Борис вернулся к Нонне с дрожащими губами и седой прядью в черных густых волосах.
– Я не знаю, что мне делать, – сказал он, прямо в куртке опустившись на диван. – Отпусти меня, пожалуйста...
Нонна похолодела. Она с трудом разлепила вмиг смерзшиеся губы и сказала:
– Даже если ты уйдешь от меня, Аленка не поправится... так вот... сразу...
Борис нисколько не удивился тому, что она уже что-то знает про его несчастную дочь, и глухо произнес:
– Нам с тобой не надо было этого делать... Я чувствовал, но... Понимаешь, Нонна, я тоже как-то глупо поверил в нашу избранность... Никогда и никого не любил в своей жизни так, как тебя, а потому решительно отмел всяческие сомнения... А ведь они были, Нонна, были!
– То есть ты... – дрожащим голосом начала она, – теперь жалеешь... Может быть, ты считаешь, что ошибся... Ты меня больше не любишь, Борис?
Епифанов повернул к ней породистую голову, которую седая прядь только украсила. Лицо было искажено гримасой боли, но и она шла ему.
– Не знаю... – с трудом проговорил он. – Ничего не знаю, Нонна... Лучше и не спрашивай.
– Нет уж! – Нонна встала прямо перед ним. – Ты все-таки честно скажи: любишь или...
– Скорее всего, «или»... – не поднимая на нее глаз, ответил Борис.
– Тогда... уходи... – сказала Нонна, вышла из комнаты на кухню и встала лицом к окну.
Когда за Борисом захлопнулась входная дверь, она медленно опустилась на диванчик. Голова была пуста и гулка. Что ж, пожалуй, даже хорошо, что не надо больше думать ни о Наде, ни о бедной Аленке. Можно бездумно пить чай или смотреть телевизор. И Нонна пила чаи и смотрела по телевизору все подряд. Нет, она, конечно, ходила на работу, но так... без полного включения в производственные проблемы. Никакие проблемы ее больше не волновали. Больше всего Нонне хотелось принять какого-нибудь быстродействующего яда. Она, энергичная и жизнелюбивая, не смогла бы покончить с собой, выпрыгнув из окна или перерезав вены, потому что смертельный исход в этих случаях не обязателен. Жить инвалидом Нонна не желала. А вот быстродействующий яд – это совсем другое дело. Это – раз – и все! Но где ж его добыть, яд?! Это только герои детективов где-то умудряются их достать. На заводе, где работала, Нонна, конечно, могла бы выпросить у знакомых женщин из химической лаборатории какой-нибудь опасный для жизни реактив, но разве была она вправе потребовать у этих же женщин гарантий его быстродействия? В общем, приходилось существовать, раз не было возможности мгновенно свести счеты с постылой жизнью.