Я не очень поняла, что она мне пыталась сказать, но переспрашивать не стала. Достаточно и того, что ничего страшного меня не ждет. Когда я прощалась во дворе с Джуди, Ангелина шепнула мне на ухо:
– А у вашей дочери все будет хорошо! Вот увидите!
Это было самым хорошим сообщением за сегодняшний вечер, и я не смогла сдержать счастливой улыбки.
На следующий же день я поехала в больницу к Наташе. Она была по-прежнему очень бледна, но перестала уже смахивать на почерневшую сухую ветку. Мы вышли с ней в больничный коридор и уселись в холле на креслах, поставленных напротив большого аквариума. Видимо, созерцание лениво скользящих в изумрудной воде разноцветных рыбок входило в комплекс психотерапевтических процедур для будущих мам. После обязательного разговора о здоровье, анализах и витаминах я спросила:
– Ну а как дела с Валерой? Он приходит?
– Приходит, – односложно отозвалась Наташа.
– Почему так печально?
– Потому что я не знаю, как мы дальше будем жить. И будем ли… Что-то сломалось в наших отношениях. Как-то все не так.
– Еще бы было так, когда столько всего произошло! Но надо же наконец закончить этот период вашей жизни и начать новый.
– Если бы ты знала, как это все тяжело…
– А кто сказал, что должно быть легко? Ты мне вот что скажи, Наташа… Ты его любишь?
Глаза подруги заблестели слезами.
– Ну нет! Так не пойдет! – очень строго сказала ей я. – Никаких слез! Береги ребенка!
Она поспешно вытерла глаза рукавом халата и ответила на мой вопрос:
– Я не могу его не любить. Это сильнее меня.
– Вот и отлично. А он об этом знает?
– О чем?
– О том, что ты его любишь, несмотря ни на что.
– Не знаю…
– По-моему, стоит ему сказать об этом.
– А может, ему это не надо?
– Надо… – раздалось за нашими спинами. Мы одновременно вскочили и повернулись на сто восемьдесят градусов. За креслами стоял Беспрозванных. Его глаза были прекрасны. В них плескались нежность, страсть, сила и одновременно такая беззащитность, что я наконец поняла, за что его полюбила Наташа и почему его никак не может оставить в покое Люба. Более того, мне стало ясно, что при ином жизненном раскладе, может быть, я и сама смогла бы в него влюбиться.
– Мне очень важно было это услышать, – сказал Валера, бросил туда, где мы только что сидели, пакет с фруктами, перепрыгнул через кресло, как через забор, чуть не повалив при этом психотерапевтический аквариум, и обнял жену. – Прости меня за все, Наточка… Я люблю тебя… Тебя одну… Только ты помоги мне забыть все остальное…
Как вы понимаете, я при этом объяснении явно была лишней, поэтому отправилась восвояси. Особенно мне понравилось, что Валера сказал Наташе именно то, о чем говорила Ангелина. Наташа должна ему помочь. Хорошо, что это не я ей сказала, а сам Валера.
Когда с Наташей все более или менее утряслось и она начала поправляться и в прямом, и в переносном смысле, назрел следующий вопрос, требующий немедленного решения. Хорошо хоть, что не одновременно с предыдущим!
Однажды вечером (а мы давно уже проводили вечера отдельно, каждая в своей комнате) ко мне на диван подсела Сонечка и даже положила голову мне на плечо. Я вздрогнула и насторожилась, поскольку давно канули в прошлое наши посиделки под одним пледом и плечо к плечу.
– Мама, я хочу тебе сказать, что ошибалась в Васе Половцеве, – сказала дочь и заглянула мне в глаза, чтобы сразу отметить реакцию, очевидно по расширению зрачков.
Моя реакция выразилась в недоуменном пожатии плечами и округлении глаз. Что в этот момент происходило со зрачками, не знаю. Видимо, с ними происходило то, на что Сонечка и рассчитывала, потому что она продолжила:
– Понимаешь, он хотя и слесарь механосборочных работ, но не так глуп, как мне раньше казалось. Кроме того, он решил продолжить учиться и получить профессию автомеханика, что я очень поддерживаю. А что ты на этот счет думаешь? – И она опять заглянула в мои глаза.
– Честно говоря, мне все равно, какую профессию получит Вася. – Я постаралась придать лицу совершенно незаинтересованное выражение, поскольку уже понимала, куда дует ветер, но мне было интересно, что моя дочь скажет дальше.
– Я, конечно, понимаю, что после всей этой истории… ну… с ребенком… ты ко мне относишься уже не так, как раньше. Но все-таки я твоя дочь, и Васина судьба не должна быть тебе безразлична!
Я еще раз молча округлила глаза. Говорить раньше времени я не собиралась. Пусть сначала выложит все до конца.
– Потому что… потому что… – Сонечка собиралась с силами, чтобы сказать самое главное, а когда собралась, выпалила единым духом: – Потому что я собираюсь выйти за него замуж. И мне все равно, что подумает об этом тетя Наташа!
– А он знает, что ты собираешься? – спросила я, пропустив мимо ушей пассаж насчет тети Наташи.
– Издеваешься, да? – обиделась дочь.
– Нисколько. Ты в последнее время корчишь из себя такую аллегорию независимости, что вполне можно предположить, что и Васю еще не поставила в известность о своих намерениях.
– Мамочка! – жалобно проговорила Сонечка. – Ну давай помиримся! Ну… я признаю все свои ошибки. С кем не бывает? Идеальных людей нет. Тем более…
– Что тем более? – испугалась я.
– Тем более что взамен того… будет другой…
Передо мной закачалась наша комната.
– Соня! – крикнула я. – Что еще за другой? О чем ты? У меня аж голова закружилась! Что ты еще придумала?
– Мама, ну мы вместе придумали…
– С кем? – Меня уже била настоящая истерика.
– Да с Васей же! В общем, у нас будет ребенок. Да-да! – не дала она мне ничего сказать. – Мы так решили, что не должны жить в свое удовольствие, когда один маленький человечек уже… погиб… Мы хотим сразу родить и… заботиться о нем… Изо всех сил. Понимаешь?
– Со-о-оня… – только и могла простонать я. – Это ты придумала?
– Нет, Вася. Понимаешь, он говорит, что места себе не находит, потому что его ребенок погиб. Я ему говорю, что никакого ребенка еще и не было, потому что у меня даже живот еще нисколечко не подрос, а он говорит все равно!
Вася, конечно, сразу показался мне симпатичным парнишкой, но…
– Когда же вы успели, Соня? – поразилась я. – Где?
– Мама! Опять ты за свое! Ну если мы с Васей и так уже… так неужели нам делать вид, что мы невинные младенцы?
– И что, опять тут? – Я похлопала рукой по спинке дивана.
– И тут… тоже… – кивнула головой Сонечка.
– Неужели ты теперь будешь утверждать, что любишь Половцева? Или любовь теперь вообще не имеет существенного значения, когда есть молодой здоровый секс?