– Это в той, которая как раз на Тверской?
– Ага.
– Слушай, так там же и Валькина девчонка учится! И тоже в выпускном классе! Такая красотка!
– Какой еще Вальки? – не сообразила Женя и с удовольствием раскусила острую зеленую оливку, фаршированную паприкой.
– Ну, я же тебе о ней говорила: Вальки-Который Час!
– Вальки? – удивилась Женя и потянулась за еще одной оливкой. – Ты же сказала, что ее семья, кроме стариков, уехала из этого дома.
– Правильно. Они уехали. А года два назад, когда умер ее дед, Валька вернулась сюда вместе с дочкой. Видать, неудачно замуж сходила в Питере.
– Погоди… – продолжала удивляться Женя. – Как замуж? Какая может быть дочка, если у Вальки с головой не все в порядке?
– Знаешь, подруга, я думаю, мы здорово ошибались на предмет Валькиной придурковатости. Сейчас даже язык не повернется давать ей какие-то идиотские прозвища. Такая дама! Прости, конечно, но и тебе не чета!
– Не может быть! Я отлично помню, как Валька без конца подбегала к нам в обнимку с очень красивой куклой и твердила только одно: «Который час?» – даже без вопросительной интонации! Мы еще все завидовали ее кукле и считали, что родители специально где-то за большие деньги достали такую необыкновенную игрушку, чтобы хоть как-то потешить убогую.
– Вот тебе и убогая! Хоть картину маслом пиши с нее и с ее дочери Кристинки. Я сейчас думаю, что Вальке просто хотелось в нашу компанию, а нам больше никого не надо было. Мы ее высокомерно игнорировали, а она, как умела, пыталась примазаться. А может, у нее родители строгие были: велели к определенному часу домой с гулянки возвращаться. Ее семья ведь вообще была какой-то особенной. Они же единственные во всем доме жили без соседей. Мои родители всегда Кирьяновых буржуинами обзывали. Потом, правда, к оставшимся бабке с дедкой все равно соседей подселили… Целых две семьи.
– Слушай, Галка, а ведь с Игорем в одном классе и впрямь Кристина учится! – оживилась Женя. – И, по-моему, тоже Кирьянова! То есть получается…
– Получается, что Валька дала дочери свою фамилию. Может, у нее гражданский брак был, а может, и вообще никакого не было. Хотя вряд ли. Уж очень она красивая. – Галя налила в обе рюмки еще коньячку и сказала: – Так что, если вы в одном классе, значит, должны встречаться с Валькой на родительских собраниях!
– Честно говоря, я редко хожу в школу. Игорь хорошо учится, претензий никаких… Да я могла и не узнать ее, если она, как ты говоришь, несказанно похорошела.
Жене уже давно хотелось спросить, что Галка знает о Ермоленко с Никольской, и даже наметила себе как-нибудь исподволь начать разговор о них после этой рюмки, но подруга вспомнила о Люде сама:
– А вот о Никольской я не знаю ничего: где она, что с ней. Помнишь, мы с тобой клялись, что, когда вырастем, непременно станем в сто раз красивее ее? Тебе вот удалось! А я, выходит, нарушила страшную детскую клятву!
Галка совершенно независтливо расхохоталась, а Женя тонким голосом спросила:
– А о Ермоленко что-нибудь слышала?
– Сашку даже несколько раз видела! Разговаривали. Он все такой же: красивый и интеллигентный. Жил в Питере, а недавно вернулся сюда. Купил себе квартиру в новом доме на улице Ижорского Батальона. Чувствуешь, как наших не отпускает от себя Колпино! Вроде бы и городишко так себе, а притягивает! Многие из Северной Пальмиры обратно возвращаются. И, я считаю, правильно. Здесь и тише, и воздух лучше, и суеты столичной нет, а езды до Невского проспекта всего каких-то полчаса. Ты ешь давай! – без всякого перехода потребовала Галка и потрясла бутылкой, на дне которой еще плескался коньяк. – Пока все не допьем, ни за что домой не отпущу!
Женя подумала, что надо бы позвонить Сергею и объяснить, где она «покупает мясо для супа», но потом, с не до конца еще осознанной мстительностью, решила: «Не позвоню ни за что! Пусть помучается!»
Она помнила, что Ермоленко говорил ей о своей личной жизни, но подумала: может, Галка знает больше. Засунув в рот сразу три тонких кусочка сервелата, индифферентно, что далось ей не без труда, Женя спросила:
– А что у Сашки за семья?
– Похоже, не задалась она у него, – ответила Галка, разливая по рюмкам остатки коньяка. Вышло не по полной, и она огорченно развела руками.
Жене было все равно, сколько спиртного плескалось в ее рюмке. Она и так уже опьянела от коньяка, и от Галки с ее добрым, некрасивым и таким родным лицом, и особенно, конечно, от расспросов о Ермоленко.
– Говорил, что нынче холост, – продолжила Галя, – это, конечно, продлится недолго. Такие красавцы долго на дороге не валяются. Подберут. А может, уже подобрали. Мы ведь встречались в двухтысячном году, как и договаривались, у Владимира Ильича. И тогда у Сашки все было как-то не очень…
– Вы встречались? – поразилась Женя, но тут же вспомнила: Ермоленко тоже говорил ей, что приходил на встречу на привокзальной площади. С трудом сохранив на лице удивленное выражение, она спросила: – Неужели и кусочки открытки складывали?
– Знаешь, я сначала не хотела идти, – рассказывала Галка. – Говорю Вовке: все это детские штучки. Ребята уже об этом давно забыли, переженились, и никто не придет, поскольку у всех куча дел. А он мне: ну что нам стоит добежать до Ленина. Два шага всего. Я и согласилась. Ведь в самом деле ничего не стоит. Рядом же. Как говорится, рукой подать. На условленном месте был один Сашка. Стоял на ветру, как второй памятник. Ну… посидели в кафе напротив, которое из столовки переделали, поговорили. У него же день рождения был! Он хитро уклонялся от рассказов о себе, но мы с Вовкой и не настаивали. Ежу же ясно, что если бы все у него в жизни было хорошо, то он либо справлял бы дома свой день рождения, наплевав на какие-то детские договоренности, либо пришел бы на встречу с женой. Мы с Николаевым весь вечер вынуждены были тарахтеть о себе, о своих сыновьях да о Юрике Филиппове.
– О Юрике… – растерялась Женя. – Надо же! Юрик как-то вообще выпал из моей памяти. Что он? Где?
– Ну ты даешь! – даже рассердилась добрая Галка. – Хорошо живете, значит! Не болеете!
– В каком смысле?
– В самом прямом! Да Юрий Петрович Филиппов сейчас первый в Колпине хирург! Заведующий отделением! Его все знают и стремятся попасть только к нему на операцию!
– Да… мы как-то… не оперировались… к счастью…
– А мне вот желчный пузырь он самолично отрезал. Плохой был пузырь. Лопнул, понимаешь… Если бы не Юрка, все! Кранты! Слушай, давай остатки коньяка за Филиппова выпьем! Вот честное слово, я ему жизнью обязана! – И Галка с торжественным лицом взялась за рюмку.
Женя тут же торопливо подняла свою.
– А когда я уже немножко оклемалась, но еще была в больнице, – продолжала Галя, – мы втроем, я, он и Николаев, у него в ординаторской вот так же с коньячком посидели, всех наших повспоминали. Юрка сразу сказал, что на встречу обязательно придет, только если у него в этот день не будет срочной операции. Видать, была. Святой человек наш Юрик! Кстати, ты спрашивала о разрезанной открытке!