– По-моему, тебе «призору» хватало, насколько я помню.
– Так это когда бы-ы-ыло… – жалобно прогундосил он. – Когда я еще молодой был. А потом бабенции такие пошли, что за ними самими такой глаз нужен был…
– В каком смысле?
– А в таком, что все норовили что-нибудь у меня стянуть… Слямзить… так сказать… Не поверишь, всю твою мебель растащили! По гвоздикам и щепочкам!
Вера представила себе, каковы должны быть «бабенции», чтобы растащить складированную в одиннадцатиметровой комнате югославскую «жилую комнату», и еще раз брезгливо передернула плечами. Пожалуй, не стоит его ни о чем расспрашивать. Лучше поскорее турнуть «папу» из квартиры, а то ее потом не отмоешь. Кресло, похоже, придется выбрасывать. Жаль, конечно, но сесть в него она больше никогда не сможет.
– Ну ладно, отец, повидались, пора и честь знать! – строго сказала Вера и показала спиннингом в сторону двери.
– Чё говоришь? – с интонациями божественной Фаины Раневской пророкотал «папенька» и ковшиком приложил заскорузлую ладонь к уху, будто еще и плоховато слышал.
– Отец! Хорош мне тут косить под престарелого и убогого! Тебе же еще и шестидесяти пяти нет! – возмутилась Вера.
– Шестьдесят шесть мне, дочура, шестьдесят шесть… Вот, видишь, дожил, значит…
– Да в шестьдесят шесть мужики еще вовсю вкалывают и на пенсию их не выгнать, а ты что? В кого превратился? – Кончиком спиннинга Вера с отвращением поддела воротник замызганного плаща неопределенного цвета.
– А я, Вероничка, есть оскорбленный и униженный… за доброту свою. Помнишь классику-то?
– Ну и кем же ты униженный? – поинтересовалась Вера.
– Подлым и вероломным женским полом, дочура, то есть, проще сказать, женщинами.
– Ну и чего ты от меня хочешь?
– А я, доча, буду у тебя жить! Не выгонишь же ты родного папу?
– То есть… как это жить? – Вера задохнулась уже не столько от вони, сколько от возмущения. – У тебя же двухкомнатная квартира!
– Была, Вероничка, квартира, не спорю… Была, да вся вышла… – объяснил папа и тяжко вздохнул.
– Как это «вышла»?
– Говорю же, доча, мир оказался полон вероломными и неблагодарными женщинами, которые в ответ на мою любовь взяли и лишили меня собственной моей жилплощади.
– Как это «лишили»?
– По суду, милая, по суду. Оказалось, что я… будучи… в нетвердой памяти подписал бумагу, будто бы я квартиру отписываю в подарок любимой женщине…
– Какой еще любимой женщине?
– Ну… такой… Татьяне Исаевне… Видная такая женщина… – и он попытался изобразить руками, насколько она видная.
Родительская квартира интересовала Веру только в том приближении, чтобы в нее мог убраться этот отвратительный старикашка, по недоразумению приходившийся ей отцом. Но если он не мог туда убраться, то причину этого стоило выяснить поподробнее.
– Ты хочешь сказать, что в твоей квартире теперь прописана какая-то Татьяна Исаевна?
– Точно так, Вероничка, точно так, – согласно закивал головой Николай Петрович. – Татьяна Исаевна! И не какая-то, а Псарникова! Очень выдающаяся женщина!
– Псарникова, значит… А ты, значит, не прописан?
– Выписала она меня…
– А ты где был при этом?
– Ну… я же сказал: я был в это время… в нетвердой памяти…
– Пьян, что ли?
– Ну почему сразу пьян? Так… выпимши… И по причине преклонного возраста плохо ориентировался… в пространстве. А она – эта… крокодила… Татьяна, грымза старая, уловила момент – раз – и… квас!
– Слушай, папочка! – В последнее слово Вера вложила такое количество яду, что любой нормальный человек на месте Николая Петровича сразу понял бы, что за кровного родственника ею не признается, и быстренько покинул бы территорию. – Не скажешь ли ты, какое мне дело до твоей квартиры и твоей Татьяны Исаевны Псарниковой? Какого черта ты ко мне приперся?!
– Ну… Вероника! У тебя что, плохая память? – Николай Петрович перестал прикидываться немощным и убогим. – Я же сказал, что буду здесь жить! – И глаза его сверкнули так молодо и зловеще, как в те дни, когда он называл ее шлюхой и отказывался от перепланировки квартиры.
– С какой это стати ты, вонючая тварь, собираешься здесь жить?! – не менее гневно, и уже не стесняясь в выражениях, спросила Вера.
– А с такой, что у тебя места много! – расхохотался папочка, и Веру от омерзения чуть не стошнило на собственный нежно-зеленый ковер.
– С чего ты взял, старая свинья? – уже не могла удержаться от крика Вера. – У меня семья! Дочка замуж вышла, скоро ребенок будет! А муж… он когда придет с работы, тебя одним мизинцем выкинет с нашего девятого этажа вместе с этим креслом, которое ты изгадил своей отвратительной задницей!
Вместо того чтобы смутиться или чуть-чуть испугаться или хотя бы как-нибудь стушеваться, Николай Петрович рассмеялся еще более заливисто.
– Ха-ха… Муж… Ой, не могу… Какой еще муж? Нет у тебя никакого мужа!
– То есть как это нет?! Еще как есть! И ты очень скоро в этом убедишься! – саркастически улыбнулась Вера и уперла руки в бока. Конечно, она не знала, где сейчас находится Славка, но для того, чтобы выкинуть из квартиры эту вонючую образину, она найдет мужа из-под земли.
– Это ты, случаем, не про Вячеслава ли Андреевича говоришь, с которым я только что познакомился? – неожиданно спросил ее папенька.
– Что значит – познакомился? – удивилась Вера, сразу снизив голос до испуганного шепота.
– А как бы я сюда попал, если бы не Вячеслав Андреевич? У меня отмычек нету! Сквозь стены проходить я пока еще не научился! Не привидение! Жив-здоров еще! Тебе на радость!
– И как же ты сюда попал? Ну!!! – Вера подбадривающе кивнула, чтобы он продолжал дальше, хотя лоб ее в нехорошем предчувствии уже покрылся испариной. Она уже почти обо всем догадалась, когда Николай Петрович сказал:
– Баранки гну! Я пришел, позвонил. Вячеслав твой открыл. Я представился, он любезно позволил мне пройти и сам (заметь: сам!) предложил устроиться в этом кресле, потому как оно самое удобное в вашей квартире… У нас тоже такое было… Помнишь?
– И что дальше? – Вера не хотела ничего вспоминать.
– А что дальше? Ничего! Сидел вот здесь – тебя дожидался. А муж твой бывший – хороший мужик! Мне понравился! Плохо, что ты раньше нас не познакомила! Ой, плохо! Мы бы подружились, и он… чем черт не шутит… может быть, не позволил бы Таньке отнять у меня квартиру!
– К черту твою Таньку… Что значит «бывший»? – почти беззвучно спросила Вера, но Николаю Петровичу уже не нужны были ее направляющие вопросы. Он не сбивался с повествования:
– Вячеслав Андреевич сказал, что я могу здесь располагаться со всеми удобствами по своему собственному усмотрению, потому что эта квартира абсолютно свободная.