– Телефон ее мы, конечно, поставили на прослушку, так что беседу записали. Но ничего интересного ни он, ни она не сказали. Она сообщила ему об ограблении в офисе и о том, что вскрыли его машину. А он попросил ее, чтобы она обратилась за помощью в его деле к своему отчиму…
– А кто у ней отчим? – нахмурился седовласый.
– Отставник, бывший чекист, полковник, – с оттенком неприязни проговорил аккуратист в белой рубашечке.
– Что еще?
– Как раз за час до звонка я опросил эту самую Садовникову.
– Ну?! – не выдержал черный.
– Она ничего не знает. И ничего от Шангина не получала.
– Уверен?
– Зуб даю.
– Смотри, парень, – усмехнулся седовласый, – ты зубами-то своими не разбрасывайся. А то и прокидаться можно.
Вторник, вечер
Таня ушла из офиса в половине седьмого – надо было спешить: принять душ, переодеться, погладить теннисную форму – и к восьми мчаться на корт. Как некстати этот злосчастный теннис с главным заказчиком! Может, отменить? «Ага, щас. А Глеб Захарович в отместку свой заказ отменит», – вздохнула она. Будет ей на орехи. Брюс Маккаген и без того на Татьяну уже зубы точит…
Перед уходом из конторы она поимела крайне неприятный телефонный разговор со своим московским боссом.
– Н-да, мисс Садовникова, вечно с вами что-нибудь случается, – ледяным тоном ответствовал тот на Танины пени по поводу разгрома в офисе и исчезновения Лени. – Мне остается только молить бога, чтобы ваши неприятности не помешали вам исполнить наши обязательства по отношению к главному заказчику.
– А если помешают? – с довольно глупым вызовом спросила изнервничавшаяся за день Татьяна.
– Тогда, боюсь, нам с вами придется расстаться, – сказал Маккаген официальным тоном и бросил трубку.
…И вот теперь, стоя на лестнице у дверей своей квартиры, Таня в очередной раз прокручивала в уме этот проклятый разговор с Маккагеном. «Лучше б я ему вообще не звонила, – с раскаянием подумала она. – И без того неприятностей хватает». Один видок в офисе чего стоил: Изольда Серафимовна хотя и навела порядок, но без компьютеров, с креслами, дыры в которых были заклеены скотчем, кабинеты выглядели убого и сиротливо.
…Перед тем как вставить ключ в замок, Татьяна прислушалась к тишине собственной квартиры. Промелькнули воспоминания: разгромленный офис, испохабленная Ленина «девятка»… Вспомнила она и осторожные шаги внутри Ленькиных апартаментов, когда она вчера днем разыскивала его. «А вдруг и у меня побывали гости? – мелькнула паническая мысль. – Вдруг и у меня тоже все раскидано, изломано? Или, может, они до сих пор еще там?»
Даже несмотря на то что из-за двери не доносилось ни звука (а может быть, наоборот, именно из-за этой проклятущей тишины), Тане захотелось все бросить и бежать куда глаза глядят. К черту! Прочь из этого дома и из этого города! Однако… Она не должна, она не может… И Таня пересилила себя, глубоко вздохнула и вставила ключ в замочную скважину. «Будь что будет».
Она осторожно открыла дверь. Нет, все тихо-спокойно. Ничьих следов присутствия. В прихожей вещи – на своих местах. Не разуваясь, Таня прошла в гостиную. Пусто и полутемно от закрытых штор. И ничего не тронуто. Ф-фу, слава богу. Таня заглянула в спальню – тут тоже порядок. Точнее, творческий беспорядок – все, как она оставила, уходя на работу: неубранная постель, распахнутый шкаф, на полу – книжка обложкой кверху. На сердце отлегло.
Но тут она подумала: через полчаса ей придется снова уйти. А после тенниса, поздно, наверное, часов в десять – вернуться. И что, она опять будет дрожать под дверью собственной квартиры? И гадать – ждут ее или нет? Может, пока она будет играть в теннис, разгромят и ее жилье или просто навестят, чтобы понатыкать «жучков» и поставить телефон на прослушку?
Нет, ей надо с кем-то поделиться событиями двух последних дней. Надо позвонить отчиму. Тем более что Леня сам ее об этом попросил.
И, вместо того чтобы гладить теннисную форму, Таня набрала московский номер полковника Ходасевича. Тот, как всегда, оказался дома.
– Танюшка! – обрадовался Валерий Петрович. – Рад, что позвонила. Ну, как твои дела?
– Плохо, Валерочка, – бухнула с налета Татьяна.
– Что случилось? – И такой участливостью повеяло от вопроса отчима, что Таня чуть не расплакалась. Однако взяла себя в руки и, стараясь быть, как учил Валерочка, ясной, объективной и последовательной, изложила ему все коллизии минувших двух дней. Рассказала про исчезновение Лени, и как она его искала, и про нападение на офис, и разгром Лениной машины, и как ее допрашивал хам Комков… И только о письме Лени и о своем визите в камеру хранения умолчала – кто знает, чьи уши могут сейчас слушать их с полковником Ходасевичем разговор.
– Ты опять вляпалась, – вздохнул на другом конце провода отчим, когда она закончила свой рассказ.
– Ох, Валерочка! Не дави. Лучше посоветуй, что мне делать.
– У меня есть один-единственный совет. Только ведь ты ему не последуешь.
– Откуда ты знаешь? Может, и последую, если совет умный.
– Знаешь, Танюшка, вся эта история дурно пахнет. Очень дурно. Так что самое умное, что ты можешь сделать в данных обстоятельствах, – собрать свои пожитки и немедленно возвратиться в Москву.
– Да? Вернуться, значит? Бросить работу? Заказчика бросить, офис, Леню и свалить? – От обиды тон у Тани стал надменным. – Я, что же, Валерочка, по-твоему, похожа на крысу? Ту, что бежит с тонущего корабля?
Отчим конфронтации не принял, отвечал примирительно:
– Ты у меня, Танюшка, скорее похожа на кошку. Знаешь, ту самую, которую любопытство сгубило.
– Считаешь, что здесь, в городе, мне что-то угрожает?
– Считаю, – отрубил полковник.
– Тогда, Валерочка, приезжай ко мне.
– Я?? В Костров? – Ходасевич изумился так, словно она позвала его по меньшей мере в Буэнос-Айрес. Впрочем, с тех пор как толстяк вышел на пенсию, он стал крайне тяжелым на подъем. Для него теперь даже поход на близлежащий рынок равнялся целой экспедиции.
– А почему б тебе и в самом деле не приехать? – продолжила давить Татьяна. – У меня здесь своя квартира. Выделю тебе целую комнату. Из окон реку видно, пляж. Машина под рукой. Я на рынок ездить буду, раков тебе приготовлю. Знаешь, какие здесь раки!
– Нет, Таня, – твердо промолвил Валерий Петрович. – У меня тут, в Москве, есть кое-какая работенка. Обязательства перед товарищами. Не смогу я приехать.
– Вале-ерочка, – заныла Таня, – я тебе проезд оплачу. Самолетом.
– Нет, Таня, нет.
– Вале-ера, неужели тебе меня не жалко?
Перед кем еще она может похныкать, поизображать из себя маленькую капризную девочку, как не перед отчимом!