Но, видно, решили, что дешевле будет солистку в порядок привести. Тем более что диагноз у Лютика невинный: нервное истощение, астения. Странно, что всего лишь такой – после того как она месяц спала урывками и не больше чем по три часа в день.
Времени на поправку ей дали от силы две недели. «Не сумеешь себя в руки взять – будем искать тебе замену, – пугает Юрик. – Со всеми вытекающими…»
То есть она еще и должна останется – за уроки вокала, за индивидуальные занятия с балетмейстером.
Да уж. Всем звездам звезда…
Девушка села на кровати. Девять вечера. Тоска. Для посетителей поздно, врачи расползлись. И даже с сестричками не поболтаешь – они здесь строгие, с пациентами (те ведь психи!) не общаются. Не положено. Единственное развлечение – по территории клиники побродить. На свежий воздух, к счастью, пускают без проблем и в любое время – прогулка считается частью терапии.
Лютик отправилась в старый, неухоженный парк. У нее уже любимый маршрут имелся – мимо пищеблока, учебного корпуса, здания администрации, а потом обратно. Шла, вдыхала влажную горечь осени, и размышляла над превратностями судьбы. Вспоминала недавнее письмо от поклонницы, переданное ей Юриком: «Я тебя обожаю! Я одеваюсь, как ты, постриглась, как ты. И все отдам, чтобы жить – тоже, как ты!!!»
Эх, жаль не пригласишь девчонку сюда, в клинику. Не покажешься перед ней в спортивном костюме, с вороньим гнездом вместо прически. Не расскажешь, как тяжело, когда выдаются наконец несколько часов для сна, а ты ворочаешься на гостиничной постели, пропитанной запахом тысяч предыдущих постояльцев, и не можешь забыться. А вместо блаженного отдыха крутишь в уме: сегодня на концерте опять сфальшивила… товарки-девчонки постоянно норовят сделать гадость… Андрюшка давно устал от постоянных разъездов подруги…
Да и от жизни хочется несколько большего, чем истошный девчачий визг под «Синие глаза», непременный хит «Блондинок».
Публика, особенно в провинции, непритязательна. Но что будет дальше – когда у «Блондинок» появятся конкуренты или когда группа просто всем надоест? Останешься на бобах – ни профессии, ни накоплений.
Потребовать, что ли, от Прутова, пусть тот ее в музыкальное училище пристроит, на заочное отделение, чтобы она хотя бы минимально уровень свой повысила… Но только не согласится продюсер – зачем ему? Да и берут в училище обязательно с дипломом музыкальной школы.
Куда ни глянь – везде тупик.
А продюсер с куратором постоянно твердят: ты – ничтожество, полный ноль, всего-навсего оболочка с симпатичной мордашкой. И управляем тобой – мы. Даем тебе сцену, славу, песни, пищу и кров. И в любой момент можем вышвырнуть вон. Потому что кругом полно совершенно одинаковых, симпатичных, амбициозных и готовых на все девчонок.
…Девушка огляделась по сторонам. У кого бы сигаретку стрельнуть, успокоить нервы? Курение контрактом тоже запрещалось, но кто сейчас увидит?
Однако парк в осенних сумерках абсолютно пуст. Правом на прогулку, похоже, воспользовалась она одна.
И тут девушка заметила – дверь в административный корпус приоткрыта. Странно. Начальство всегда первым разбегается, сразу после обеда. Может, заглянуть? Вдруг кто курящий найдется, сигареткой угостит?
И девушка проскользнула в полутемный холл, зашагала по коридорам. Полная тишина, все кабинеты заперты… А на втором этаже?
Она поднялась по щербатой, освещенной единственной лампочкой лестнице. Уперлась в дверь с табличкой: «Спортивный зал», – та оказалась заперта. А вот актовый зал напротив был открыт. Лютик без интереса рассмотрела ряды продавленных кресел, сцену, покрытый чехлом рояль. Неужели у врачей художественная самодеятельность развита? Или просто конференции здесь проводят, а рояль получили по разнарядке да и упрятали в уголок за ненадобностью?
Девушка нащупала на стене выключатель. Поиграла рубильниками – весь зал освещать не стала, оставила лишь лампочку над сценой. Подошла – и решительно стянула с рояля пыльный чехол. Очень вдруг захотелось коснуться руками клавиш, услышать музыку – уже почти забытую за время, что она торчит здесь, в клинике. Интересно, сильно инструмент расстроен?
Девушка взяла несколько нехитрых аккордов – сначала из «Собачьего вальса», потом вспомнила «Цыганочку». Акустика, на удивление, неплохая. И звучит рояль отлично.
Лютик шарахнула по клавишам наобум. Аккорд показался знакомым. Она пропела из любимых и абсолютно недосягаемых по уровню «Битлов»:
Help! I need somebody help!
Голос вознесся под своды зала, заполнил все помещение.
Слов дальше не помнила, поэтому сменила пластинку. Опустила пальцы на клавиатуру, попыталась подобрать по слуху:
В то-ой сте-епи-и глухой за-аа-мерзал ямщик…
Да что все минор, сплошные загробные мотивы?
И бодро закончила:
Это есть наш последний и реши-ительный бой!
Снова пробежала пальцами по клавишам. Слух у нее все-таки есть, мелодии подбирались на раз… Нужные аккорды обнаружились буквально через минуту, и девушка печально пропела:
Отговорила роща золотая березовым, веселым языком,
И журавли, печально пролетая, уж не жалеют больше ни о ком…
Не зря она, наверное, в клинике неврозов лечится: фантазия развита болезненно. Сразу будто в другой мир перенеслась. И скудный осенний лес увидала, и жалобный крик птиц услышала… Или то не глюки, но волшебная сила настоящего искусства?
Мелодия сама лилась из-под рук, слова, однако, вспоминались тяжелее, и Лютик замедлила темп:
Кого жалеть? Ведь каждый в мире странник —
Пройдет, зайдет и вновь оставит дом.
О всех ушедших грезит конопляник
С широким месяцем над голубым прудом…
Пела – и чуть не плакала: от красоты текста. От грустной печали музыки. От таланта Есенина. И от собственного жалкого положения…
Резко оборвала песню. Закрыла лицо руками. И вдруг – новая галлюцинация! – услышала аплодисменты.
Подскочила словно ужаленная. Ну все, кто-то из врачей ее застукал… Сейчас устроит ей разнос. А то и укольчик назначит, чтоб пациентке нервы успокоить.
Однако увидела совсем не докторов – подле сцены стояли два парня. По виду – абсолютно не медики. Длинноволосые, в одинаково потрепанных джинсовых куртках.
– Вы кто? – сурово обратилась к ним Лютик.
– Мы? – Парни переглянулись. И хором, будто в детском саду, ответили: – Парадоксы.
– Братья, что ли? Ну, и фамилия у вас… – усмехнулась девушка.
Парни дружно хихикнули. И, опять вместе, перебивая друг друга, принялись объяснять:
– Не фамилия – группа!
– Группа у нас так называется – «Парадоксы».
– Мы репетируем здесь поздно вечером, главный врач разрешил.