– Надя, посмотрите свою электронную почту. Я вам проект письма в прокуратуру переслала.
Вот ведь настырная женщина!
– Прочту, когда время будет, – буркнула Митрофанова и нажала на отбой.
Но раз уж все равно ее разбудили, покорно потащилась к компьютеру. Лучше уж унестись мыслями к балерине, чем снова и снова переживать Димино отсутствие...
Состряпанный Магдой документ занимал три страницы. Надя внимательно его прочитала и даже прониклась к крючкотворше некоторой долей уважения. Может, и пустышка она, но составлять челобитные в официальные организации явно умеет. Написано ярко, мыслью по древу не растекается, аргументы приводит убедительные. Выставила Егора Егоровича расчетливым, жестоким, невоспитанным человеком – это как минимум. И не впрямую, но очень изящно намекнула, что он запросто может оказаться еще и преступником...
Чего стоил, например, предпоследний абзац письма:
Соседка Крестовской Елена Беликова, проживающая в квартире напротив, много раз замечала: Егор Баченко обращается со своей подопечной грубо. Называет ее исключительно на «ты». Однажды кричал на нее: «Ты со своей благотворительностью без меня давно бы по миру пошла! Если б я за твоими деньгами не следил – все бы раздала, без остатка!»
Или еще один шедевр:
Мы, частные лица, не имеем возможности проверить состояние финансовых дел Крестовской. Однако нам определенно известно, что Егор Баченко имел доверенность на управление ее счетом, открытым в отделении № 3240 Сберегательного банка на Тверской улице. Примерно полгода назад балерина говорила, что на ее сберкнижке лежит порядка трех миллионов рублей. Однако незадолго до своей смерти Крестовская жаловалась, что «Егор не оставил ей ни копейки».
Да уж, господин Баченко... После подобных обвинений даже самый ленивый сотрудник прокуратуры обязательно захочет с вами побеседовать...
И все-таки Митрофанова – сама не понимая почему – сочувствовала домоправителю балерины. Конечно, он мужлан. Совершенно невоспитанный, часто грубый... Но ведь и хлеб его был нелегок. Она вон сама у постели Крестовской всего час посидела – и то чуть с ума не сошла.
...И Надя, повинуясь непонятному порыву, набрала номер Егора. В конце концов, она свободный человек. Вовсе не обязана послушно плясать под Магдину дудку. И обещания держать язык за зубами не давала. Запросто может показать Егору Егоровичу текст письма. Просто, чтобы он знал, что против него затевается.
Однако в квартире балерины включился автоответчик. Баченко или дома не было, или он разговаривать с нею не захотел.
А едва положила трубку – телефон зазвонил. Неужели Егор? Однако нет, то была Магда. Нетерпеливо спросила:
– Ну, что, Надежда? Прочитали? Со всем согласны? Когда можно будет к вам за подписью подъехать?
Вот ведь неуемная...
И Надя буркнула:
– Давайте завтра утром, ко мне на работу. Я как раз в первую смену.
– А почему не сегодня? – расстроилась Магда. – Я и к вам домой могу, сами понимаете, тянуть нельзя!
– Нет, сегодня не получится, – отрезала Митрофанова.
– Почему? – насторожилась собеседница.
– Да так... – неопределенно откликнулась Надя. – Хочу по своим каналам кое-что проверить.
И, как Магда ее ни пытала, она больше ничего говорить не стала. Хотя план у нее был совсем прост. Влад ей вчера, за коктейлем, неплохую идею подкинул. Что в Интернете, общедоступной Паутине, на Егора, наверно, никаких ссылок и нет – невысокого полета птица. Но существует немало баз данных – платных. Однако доступ к ним прост и стоит недорого. Переводишь через электронный кошелек пятьсот рублей, и можно про человека что угодно узнать. Владеет ли он квартирами, машинами, дачами, подавал ли декларации о доходах, есть ли у него кредиты. Ну, и, конечно, полная информация про судимости и даже гаишные нарушения.
А заодно – за те же пятьсот рублей можно будет и про Влада почитать... Да и про Полуянова, кстати, тоже!.. Вряд ли, конечно, у Димочки есть тайные от Нади квартиры или долги. А вот узнать, допустим, про штраф за разворот в неположенном месте... И как-нибудь небрежно поинтересоваться: «Чего ж ты, Дима, правила нарушаешь? Да еще и попадаешься?..» Мелочь, но Димка поразится...
Надя вздохнула. Вот опять она с собой ничего не может поделать – думает про Полуянова. Гадает: а как сердечный друг проводит нынешнее же утро? Участвует в съемках? Или гуляет по летнему Петербургу, смакует пирожные в какой-нибудь из немногих оставшихся «Идеальных чашек»? Или (от последней мысли сразу бросило в жар) отсыпается после бурной, полной любовных утех с какой-нибудь актриской белой ночи?..
Нет, прочь эти мысли!
Надя решительно прошла на кухню. Заварила себе кофе – очень крепкий, по рецепту Полуянова, и в его же любимой чашке. Не имеет она права думать о любимом плохо. Дима – он не такой, он ей верен. И пусть журналист даже близко не сравним с Владом, и денег у него меньше, и характер ужасный, все равно: Полуянов – куда родней.
* * *
«Егор Егорович! Снимите трубку! Мне надо с вами поговорить!»
Как они все его достали...
«Егор Егорович! Я знаю, что вы дома! У меня к вам важный, слышите, чрезвычайно важный разговор! Пожалуйста, ответьте!»
Он покосился на телефон. Выдернуть из розетки – и к черту? Хотя нет. Нужно держать руку на пульсе.
«Егор Егорович! Я последний раз вас прошу: снимите трубку. По-хорошему. Вам все равно придется ответить на мои вопросы. Если не по-хорошему – так по-плохому».
Он в сердцах шваркнул по аппарату кулаком – и все-таки отключил телефон. Ему нужно хотя бы полчаса отдыха. Тридцать минут полной тишины. Побыть, наконец, наедине с собой.
Последняя неделька выдалась тяжелой. Почему все думают, что звезды уходят из жизни как-то по-особенному? Он чуть не ухохотался, когда в одной газетке прочел: «Великая Крестовская умерла, как положено королеве: с достоинством, тихо, во сне...» Эх, писака, спросил бы его. Егор Егорович многое рассказал бы. Про постоянные, предшествовавшие ее смерти капризы, «мне холодно, мне жарко, мне страшно...». Про эти бесконечные и бессмысленные: «Через две минуты мой выход...»
Старики все – и заброшенные в глухих деревеньках, и хозяйки роскошных квартир – абсолютно одинаковые. На каждом углу кричат, что только и мечтают умереть, но за жизнь при этом цепляются отчаянно, вгрызаются в нее, с кровью вырывают последние деньки, часы, минуты... И великая (о, как его теперь коробило от этого эпитета!) Крестовская не стала исключением. Очень, конечно, эффектно говорить редким, вдруг заинтересовавшимся стареющей примой журналистам, что «ее ничто не держит на этой земле, что она все уже сказала своим танцем». Только неправда все это. Не хотела она умирать. Предложи ей кто-нибудь обменять все свои накопления на глоток эликсира бессмертия – согласилась бы, не раздумывая.