И главное, уже никак от всей этой истории не открестишься. Хоть бы Полуянов наконец вернулся, помог во всем разобраться...
Ну, а в самые сладкие утренние часы, когда Надя наконец уснула глубоко, без снов, ее разбудил телефон. Девушка, с трудом разлепив глаза, взглянула на дисплей мобильника: номер московский и незнакомый. И времени без десяти восемь. Совсем обнаглели!
– Да! – рявкнула она, нажав на «прием».
Всех послать, телефон выключить и снова на боковую.
И едва не застонала, когда в трубке задребезжал голосок Магды:
– Надя! Мне нужна ваша помощь! Это очень, слышите, очень срочно!
Надя чуть не задохнулась от гнева:
– Послушайте, Магда Францевна. Хватит меня доставать! Нужна помощь – просите своих друзей, ясно? И разбирайтесь со своими делами сами. Надоели уже...
Сейчас Магда, конечно, взорвется ответным приступом гнева. Сразу выключить телефон или послушать, что она скажет?.. Хоть Надя и решила, что к богу в рай их всех, а ведь интересно. Да и сон уже убежал, не вернешь...
А Магда неожиданно робко произнесла:
– Надя, я понимаю, что вам надоела. Но сейчас мне действительно больше не к кому обратиться... Не к кому, кроме вас. Дело в том, что у меня появилась исключительно важная информация. Которая меняет абсолютно все. Абсолютно все, понимаете?..
– Ну, что там еще... – буркнула Надя.
И укорила себя за то, что умирает от любопытства. Крепко же ее эта история зацепила!..
– Нет, нет, не по телефону, – испугалась Магда. – Пожалуйста, приезжайте ко мне. Прямо сейчас. И очень быстро, хватайте такси. Потому что я теперь ни в чем не уверена...
– Куда – к вам? Домой?
– Зачем же домой? В Дом искусств, я здесь. Но только обязательно приходите одна. И никому не говорите, что поехали ко мне... Вообще никому – поняли?..
– Да кому же я могу сказать... – начала Надя.
Но Магда ее не дослушала, быстро, понизив голос, произнесла:
– Все, больше не могу говорить.
И в трубке запищали короткие гудки.
А Надя, обхватив голову руками, села на постели. Ох, настоящее хмурое утро... В глазах щиплет, во рту, спасибо вчерашним коктейлям и джину, противный привкус. И еще почему-то подступает тревога. Хочется вскочить с кровати и бежать, бежать. Прочь из дома, куда угодно. Но с чего бы?
– Родя, – требовательно выкрикнула Надя. – Проверь. В доме чужой?
Таксик Родион, конечно, не защитник, но собака охотничья. Посторонних чует за милю. Однако пес лишь вскинул сонную башку, лениво повел носом и снова задремал. Значит, в квартире все чисто. Но отчего же на душе так нехорошо?..
И Надя даже кофе пить не стала. Быстро почистила зубы, оделась и выскочила на улицу, под теплый и явно недолгий летний дождик. Никакого такси, конечно, ловить не стала – самый час пик, в пробку встанешь часа на два. Поехала на метро. Добралась до Дома искусств быстро, за сорок минут. Ох, до чего же симпатичный особнячок! Сейчас, летним утром, он смотрелся особенно выигрышно – трехэтажный, со свежей штукатуркой, с фонтанчиком у входа, укутанный тенью лип...
Пожилой вахтер, которого она отвлекла от кроссворда, посмотрел на нее с удивлением, но тем не менее улыбнулся:
– К кому вы, ранняя пташка?
– К Магде Францевне.
– Думаете, зарплату даст? – подмигнул старик. – Сегодня не обещала.
– Да нет. Зарплату я получаю совсем в другом месте, – пробормотала Надя.
Тревога, подкравшаяся к ней еще дома, никак не отступала. Вдруг показалось: за спиной стоит Влад, и в руке его, кажется, нож...
Она резко обернулась. Никого, конечно. Вообще никого – люди искусства просыпаются куда позднее. По улице только торопливо шагают клерки, сигналят измученные утренним трафиком машины.
И опять привиделось: от Дома искусств, нарушая все правила, отворачивает и скрывается в переулке темно-синий «Ниссан Мурано». Точно такой же, на каком ее катал Влад...
Да что за наваждение! Но проверить не помешает.
– Скажите, пожалуйста, – обратилась она к вахтеру. – А к Магде Францевне сегодня кто-нибудь уже приходил?
– Почему вы спрашиваете? – насторожился старик.
– Да вроде машину увидела. Нашего общего знакомого, – не стала ничего придумывать Надя.
– А ваш знакомый – он ездит на таком огромном розовом «Линкольне»? – ухмыльнулся старик.
– С чего вы взяли?
– Да потому что в Москве «Линкольн» такой один, – авторитетно ответил тот. – А всех остальных машин – десятки, сотни и тысячи. Даже «Бентли», знаете ли, минимум штук двадцать. Показалось вам, милая. Машин я сегодня еще не пропускал. Они ведь сначала должны у меня пропуск взять, чтоб во двор въехать...
«Или не въезжать во двор, чтоб не светиться, – мелькнуло у Нади. – Господи, да чего я панику поднимаю? У Магды наверняка какая-то очередная бредовая идея...»
И она спросила вахтера:
– А куда мне идти?
– Второй этаж, седьмой кабинет, лестница здесь, – с готовностью показал старик.
И пока поднималась в кабинет Магды Францевны, Надя убеждала себя: все ее тревоги – полная чушь. ПМС, наверно, по времени похоже.
А когда распахнула тяжелую, по виду из дуба, дверь с солидной золотой табличкой «М.Ф. Трушевская, главный бухгалтер», то с ее губ сам собою сорвался крик. Потому что первое, что она увидела, войдя в кабинет, – откинувшаяся в кресле фигура и остановившийся, уставленный в потолок взгляд. Взгляд мертвой Магды.
* * *
...Что было дальше – и не воспроизведешь, не вспомнишь. Одни обрывки. Ускользающие. Как в детстве, когда она тщетно пыталась лепить из пластилина хоть фигурку, хоть домик, а получалось нечто расплывчатое и неопределенное.
И сейчас Надя запомнила только отдельные штрихи. Яркий свет, резкие звуки. Жесткие вопросы быстро подъехавших милицейских. Свои собственные испуганные ответы. Да, она была знакома с покойной. Нет, отношения не дружеские. И не деловые. И не враги... Снова пластилин. Не объяснить никак, не вылепить – что же их связывало с Магдой?.. Но Надя смогла взять себя в руки. Рассказала и про запрос в прокуратуру, который она подписала по просьбе умершей. И про Магдин утренний истеричный звонок... Дальше, конечно, последовали требовательные вопросы: «Почему вы согласились подписать этот документ? У вас были основания подозревать господина Баченко?»
И Надя, путаясь в липких, пластилиновых словах, кое-как объяснила, что никаких определенных фактов у нее нет. Подозрительно просто, когда старуха завещает все свое богатство совершенно постороннему человеку... И они ж этим документом Баченко не обвиняли – просто проверить его просили...