Дежурный ПРДС Новороссийского порта вызывает теплоход «Адмирал Нахимов»:
– На створе и рейде движения нет, но на подходе с Босфора идет теплоход «Петр Васев». Он предупрежден о вашем выходе и пропустит вас.
– Ясно, – отвечают с капитанского мостика «Нахимова».
В зальчике пароходного кинотеатра душно.
– А ты говорил, фильм о любви, – вполголоса ворчит Верочка.
– Откуда же я знал? – оправдывается Миша.
– Ну и пошли отсюда…
Мише уходить не хотелось. Темнота кинотеатрика и близость Веры рождали иллюзию: а вдруг? А вдруг она будет благосклонна к нему?
– Давай еще чуток посмотрим, – взмолился он. – Может, любовь начнется?
Вера вздохнула. Ладно уж, полчаса можно потерпеть.
Она прикрыла глаза и начала думать о своем. О Москве, которая ждет ее через несколько дней. Об институте – туда одновременно и хотелось, и немножко было страшно. Как там все будет? Одна, в столице… Новые люди, новые встречи…
Подумала о Ваське, о Мишке. О себе, непутевой. Ну почему ей ни один, ни другой не нравятся? Они ведь славные ребята – надежные, порядочные, умные. Какого же рожна ей нужно? Чем они для нее нехороши?
С капитанского мостика «Петра Васева» уже была видна Цемесская бухта, огни города, а вдалеке слева по борту можно разглядеть движущуюся яркую точку – огни «пассажира» «Нахимова». Оживает рация. Вахтенный помощник «Нахимова» связывается по радио с капитаном «Васева»:
– «Васев», каков ваш курс? Ваши действия?
– Идем курсом тридцать шесть, – отвечают с капитанского мостика «Васева». – Скорость двенадцать с половиной узлов.
– Вы можете нас пропустить? – спрашивают с «Нахимова». – У нас на борту тысяча туристов. Наш курс сто двадцать градусов.
– Идите!
– Мы можем идти тем же курсом и не сбавлять оборотов? – переспрашивают по радио с мостика «Нахимова».
– Да, можете идти.
– Вы пропустите нас? – еще раз спрашивают с «Адмирала».
– Идите! – снова повторяет капитан «Васева».
Миша сидел во тьме пароходного кинотеатрика, дышал и даже не решался взять ее за руку. Краем глаза Вера поглядывала на экран. Там продолжалась война, шли в атаку наши. Немецкий солдат не устоял и грохнулся прямо под советский танк. У него изо рта потекла кровь. Вера поморщилась.
И в этот момент теплоход тряхнуло так, что у Верочки зубы клацнули.
Экран мгновенно погас.
– Что такое? – проворчал Миша. – В самом интересном месте…
– Акулу задавили! – фыркнула Вера.
– В Черном море нет акул, только катраны, – тут же заспорил Миша.
Вера – благо в темноте незаметно – поморщилась. Как он ей надоел со своими поправками! Моряк хренов!
Секунд двадцать они сидели в полной темноте. Зрители покорно ждали, пока киномеханик наладит свой аппарат.
Экран на несколько секунд засветился – и тут же погас снова.
Долготерпение в публике иссякло. В зале начали свистеть, потом – топать ногами, наконец – тревожиться.
– Эй, а двигатели-то не работают! – произнес кто-то в темноте зала.
– Аварийного освещения тоже нет! – добавил Миша. И сказал встревоженно: – Давай-ка, Вер, выбираться отсюда…
– Да что ты паникуешь? – фыркнула она. – Подожди, сейчас свет включат. Куда мы в такой темноте пойдем?
Они по-прежнему сидели в последнем ряду теплоходного кинотеатрика. Прочие зрители, чертыхаясь и спотыкаясь в темноте, потянулись к выходу. Миша тревожно сжал ее руку, наклонился к самому уху:
– Вера, ты девчонка умная. Только спокойно, ладно? Не кричи и не делай резких движений. Мы, кажется… кажется… с кем-то столкнулись.
От такой глупости она даже дар речи потеряла. А он продолжал торопливо:
– Молчи! Послушай меня. Удар, судно тряхнуло. Двигатели не работают, света нет. И самое главное – появился крен на правый борт. Чувствуешь?
Что за ересь он несет! Какой еще там крен? Первой ее мыслью было – высмеять морского волка Мишку. Во вторую секунду Вера смягчилась: ну что поделаешь, в пиратов мальчик играет, капитана Блада из себя изображает. В кинотеатре свет погас, а он представляет тут всякие страсти. И хочет, чтобы она оперлась на его руку и сказала томно: «Выводи меня, Миша! Я на тебя полагаюсь!»
Пока Вера думала, что ей отвечать на паникерские речи своего спутника, Миша вскочил со стула и резко потянул ее за собой:
– Верка, бегом! Времени мало!
Кинозал был уже абсолютно пуст и темен. Было только слышно, как потрескивают деревянные панели и остывает с металлическим хрустом кинопроектор.
Вере вдруг стало тревожно. Она покорно пошла за Михаилом. Спросила неуверенно:
– Слушай, тебе не показалось?
В его голосе слышались истерические нотки:
– Верка, я не шучу! Пароход тонет!
Но как может затонуть такой большой и надежный пароход?!
Она еле поспевала за Михаилом – а он спешил наверх, на верхнюю палубу. Было абсолютно темно и тихо, по пути они никого не встретили. И от этой тишины и темноты Вере становилось все тревожней и тревожней. «Не раскисать!» – приказала она себе. И даже попыталась пошутить:
– Тонет – ну и ладно! Вода теплая, берег близко!
Он не успел ей ответить. Они выбрались наконец на верхнюю палубу, и Вера от ужаса прикрыла рот рукой.
Теплоходный праздник жизни был раздавлен и уничтожен: абсолютно темно, ни искриночки света, только звезды мерцают где-то высоко-высоко… А в кромешной тьме угадывается давка. Паника. Хаотически перемещаются пассажиры. Все куда-то движутся, но со стороны кажется, что люди мечутся по кругу. Белеют испуганные лица. Вот мелькнула хрупкая старушка в ночной рубашке и с ридикюлем. Она тонким голоском зовет какого-то Коленьку – и ее тут же оттесняет, уносит толпа. Вот рядом появляется девушка в нарядном платье и босиком. Она неумело возится со спасательным жилетом. Прямо у их ног свернулась в комочек и закрыла глаза совсем крошечная девчушка. «Лет пять, не больше», – машинально отметила Вера.
– Боже мой! – потерянно выговорила она.
Я сплю? Такого просто не может быть!
И самое страшное – пароход действительно заваливается на правый борт. Он вправду валится!
Вера успела заметить, что со стороны правого борта от «Нахимова» задним ходом удаляется большое, темное судно.
– Родители! У нас каюта внизу! Они спят! – в страхе закричала она.
Я должна их спасти, вытащить!
Она оттолкнула Мишу и бросилась – куда? Разве поймешь в этой тьме? Только найти бы родителей!