Татьяна. Все это… сказки… Я, впрочем, допускаю… быть может, вы – ты, Нил, Шишкин – и все похожие на вас… быть может, вы, действительно, способны жить мечтами… Я – не могу.
Цветаева. Нет, подожди… Ведь не одни мечты…
Татьяна. Мне ничто, никогда не казалось достоверным… кроме того разве, что вот это – я, это – стена… Когда я говорю – да или – нет… я это говорю не по убеждению… а как-то так… я просто отвечаю, и – только. Право! Иногда скажешь – нет! и тотчас же подумаешь про себя – разве? а может быть, – да?
Цветаева. Тебе нравится это… Присмотриська к себе, – не находишь ли ты что-то приятное для себя в таком… раздвоении души? А может быть, – ты боишься верить… ведь вера – обязывает…
Татьяна. Не знаю… не знаю. Заставь меня поверить. Ведь вот – других вы заставляете верить вам…
(Тихо смеется.) А мне жалко людей, которые верят вам… ведь вы их обманываете! Ведь жизнь всегда была такая, как теперь… мутная, тесная… и всегда будет такая!
Цветаева (улыбаясь). Разве? А может быть, – нет?
Полякак бы про себя). Нет!
Татьяна. Ты что сказала?
Поля. Я говорю – не будет!
Цветаева. Молодец, тихая птичка коноплянка!
Татьяна. Вот одна из несчастных… верующих. А спроси ты ее, – почему нет? Почему изменится жизнь? Спроси…
Полятихо подходя поближе). Ведь, видите, какое дело, – не все еще люди живут! Очень мало людей жизнью пользуются… множеству их жить-то и некогда совсем… они только работают, куска хлеба ради… а вот, когда и они…
Шишкин (входит быстро). Добрый вечер! (Поле.) Здравствуйте, русоволосая дочь короля Дункана.
Поля. Что? Какого короля?
Шишкин. Ага-а! Поймал! Вижу теперь, что Гейне-то вы не читали, хотя книжка у вас находится более двух недель. Здравствуйте, Татьяна Васильевна!
Татьяна (протягивая руку). Ей теперь не до книг… Она выходит замуж…
Шишкин. Но-о? За кого это? а?
Цветаева. За Нила…
Шишкин. А-а! В этом случае – еще могу поздравить… Но, вообще говоря, это не умная штука – жениться, выходить замуж и прочее в этом духе… Брак при современных условиях…
Татьяна. Ой, нет, не надо! Избавьте! Вы уже не однажды высказывались по этому поводу…
Шишкин. Когда так, – молчу! Кстати – мне и некогда. (Цветаевой.) Вы идете со мной? Прекрасно! Петра – нет?
Поля. Он наверху…
Шишкин. Мм… Нет, не пойду к нему! Я попрошу вас, Татьяна Васильевна… или вас, Поля… скажите ему, что я… опять того, знаете… то есть, что урок у Прохорова – свободен…
Цветаева. Опять? Ну, не везет вам!
Татьяна. Вы поругались?
Шишкин. Собственно говоря… не очень! Я – сдержанно…
Цветаева. Но – из-за чего? Ведь вы же сами хвалили Прохорова?..
Шишкин. Увы! Хвалил… черт побери! И, в сущности, он… порядочнее многих… неглуп… немножко вот – хвастун… болтлив и вообще (неожиданно и горячо) – порядочная скотина!
Татьяна. Едва ли теперь Петр станет доставать вам уроки…
Шишкин. Н-да, пожалуй, рассердится он…
Цветаева. Да что у вас вышло с Прохоровым?
Шишкин. Представьте себе, он – антисемит!
Татьяна. А вам какое дело до этого?
Шишкин. Ну, знаете… неприлично это! Недостойно интеллигентного человека! И вообще он – буржуй! Хотя бы такая история: его горничная ходила в воскресную школу. Чудесно! Он же сам прескучно доказывал мне пользу воскресных школ… о чем я его совсем не умолял! Он даже хвастался, что я-де один из инициаторов устройства школы. И вот недавно, в воскресенье, приходит он домой и – ужас! Дверь отворяет не горничная, а нянька! Где Саша? В школе. Ага! И – запретил горничной посещать школу! Это как назвать, по-вашему?
(Татьяна пожимает плечами молча.)
Цветаева. А такой он говорун…
Шишкин. Вообще говоря, Петр, точно на смех, достает мне уроки всё у каких-то шарлатанов.
Татьяна (сухо). Помнится, вы очень хвалили казначея…
Шишкин. Да… конечно… старикашка милый Но – нумизмат! Сует мне под нос разные медяшки и говорит о цезарях, диадохах и разных там фараонах с колесницами. Одолел, – сил моих нет! Ну, я ему и говори: «Послушайте, Викентий Васильевич! А по-моему, все это – ерунда! Любой булыжник древнее ваших медяков!» Он – обиделся. «Что же, говорит, я пятнадцать лет жизни на ерунду убил?» Я же – ответил утвердительно. При расчете он полтину мне не додал… очевидно, оставил ее для пополнения коллекции. Но это – пустяки… а вот с Прохоровым я… н-да… (Уныло.) Скверный у меня характер! (Торопливо.) Слушайте, Марья Никитишна, идемте, пора!
Цветаева. Я готова. До свидания, Таня! Завтра воскресенье… я приду к тебе с утра…
Татьяна. Спасибо. Мне… право, кажется, что я какое-то ползучее растение у вас под ногами… ни красы во мне, ни радости… а идти людям я мешаю, цепляясь за них…
Шишкин. Какие вредные мысли, фу-у!
Цветаева. Обидно слышать это, Таня…
Татьяна. Нет, погоди… ты знаешь? Я понимаю:поняла жестокую логику жизни: кто не может ни во что верить – тот не может жить… тот должен погибнуть… да!
Цветаева (улыбаясь). Разве? А может быть, нет?
Татьяна. Ты передразниваешь меня… ну, стоит ли? Смеяться надо мною… стоит ли?
Цветаева. Нет, Таня, нет, милая! Все это говорит твоя болезнь, усталость, а не ты… Ну, до свидания! И не считай нас жесткими и злыми…
Татьяна. Идите… до свидания!
Шишкин (Поле). Ну-с, когда же вы будете читать Гейне? Ах да, вы замуж… гм! Против этого можно бы коечто сказать… но – до свидания! (Уходит вслед за Цветаевой. Пауза.)
Поля. Наверно, скоро всенощная кончится… Сказать, чтоб подавали самовар?
Татьяна. Едва ли старики будут пить чай… Как хочешь, впрочем. (Пауза.) Раньше тишина тяготила меня, а теперь мне приятно, что у нас тихо.
Поля. Вам не пора ли принять лекарство?
Татьяна. Нет еще… Последние дни у нас было так суетно, крикливо. Какой шумный этот Шишкин…
Поляподходя к ней). Хороший он…
Татьяна. Добрый… но глупый…
Поля. Славный он, смелый. Где что увидит несправедливое – сейчас вступается. Вот – горничную заметил. А кто замечает, как живут горничные и другие люди, служащие богатым? И если заметит кто, – разве вступится?