"Надежда, как ты?" – строго спрашивала соседка.
Она пришла к ней.
Молодец, быстро пришла. Слава богу. Теперь Надька не одна.
– Ты врешь, Димка… – не обращая на соседку внимания, счастливо пробормотала в трубку Надя.
– Нет. Не вру, – твердо сказал Полуянов. И приказал:
– Передай трубку соседке.
Надя послушалась, и через секунду журналист, в своем номере – за тридевять земель, на другом континенте – уже слышал голос Надиной соседки:
– Я все поняла, молодой человек. Я знаю, что делать.
Я сейчас же вызываю "Скорую". И начинаю промывать ей желудок.
– Я надеюсь на вас.
– Все будет хорошо, молодой человек, – решительно заявила соседка. – Не мешайте мне. – И нажала "отбой".
* * *
Дима отправился в душ. Под горячими струями он ожесточенно смывал с себя следы соленых волн – и следы воспоминаний о разговоре с Васиным, о нацеленной на него винтовке Пьера… И о Поле, и о ее загадочном особняке… Он тщательно тер плечи и грудь, словно стирал с себя свою вину перед Надей.
Как она там, в далекой Москве? Что там происходит?
Он с трудом выждал час – срок, что он назначил сам себе. Набрал номер Надежды. Часы показывали половину пятого утра. В Москве начинался вечер.
Со второго гудка трубку взяла соседка.
– Ну, как там Надя? – выкрикнул Полуянов вместо приветствия.
– Спит, – гордо отрапортовала та.
– Спит?!
– Да. Приезжала карета "Скорой помощи". Надежде сделали промывание желудка. Обильно напоили. Сделали укол. Почти нормализовали артериальное давление.
– Ее не забрали в больницу?
– Угроза жизни миновала, сказали они.
– А что это было?
– Передозировка лекарственного препарата.
– Какого?
– Молодой человек! Разве врачи с обычной "Скорой" скажут вам – какого?.. – в наступательном стиле сказала соседка и столь же агрессивно продолжила:
– А почему вы сами не приедете к Надежде?
– Я сейчас далеко.
– И это, по-вашему, может служить оправданием?
– Я в Америке.
– Ах, вот оно как! – осуждающе протянула тетенька, словно Дима в настоящее время подло изменяет не только Наде, но и всему отечеству.
– Я вас прошу… – проникновенно произнес Полуянов. – Очень прошу: пожалуйста, не оставляйте Надю.
Побудьте с ней. Когда приеду, я отблагодарю вас.
– Будем считать, что последнюю фразу вы не произносили, – с необыкновенным достоинством сказала соседка. – Я Надежду, конечно же, не оставлю. Но лучше бы вам, молодой человек, самому приехать к Наде.
– Пожалуйста, побудьте с нею, – тупо повторил Дима.
– Ах, ладно-ладно, – с досадой ответила соседка.
– Я позвоню вам через час.
* * *
Ночью Диме снились кошмары.
Вроде бы он отвечал на тест из глянцевого мужского журнала – и сам в то же время был объектом этого теста.
Ему предлагалось оценить по тринадцатибалльной шкале сексуальные способности Полы; Надьки (с которой у него на самом деле никогда ничего не было); какой-то старой раскрашенной пьяницы и – что самое страшное – собственной покойной матери. Фотографии женщин в журнале призывно кривлялись. Он водил курсором поверх них (откуда-то там и курсор взялся). Любой выбор означал во сне что-то ужасное.
Дима сделал над собой усилие – и проснулся.
Он лежал поперек кровати в скучном и заброшенном мотеле. Простыня и наволочка были мокры от пота. Отчего-то было больно смотреть. Часы показывали одиннадцать утра.
Дима с трудом встал, прошлепал в ванную. Высмолил сигарету, хотя курить нисколько не хотелось. От сигареты он не получил ни малейшего удовольствия. Все тело ломило.
"Кажется, у меня жар", – подумал Полуянов.
Вернулся в постель, перевернул подушку и снова заснул.
И опять – кошмары, кошмары, потом внезапное пробуждение.
За шторами – яркий день, на часах – половина третьего. Болят глаза, голова, все мышцы. Он попытался сосчитать, сколько же сейчас времени в Москве. Несколько раз сбивался, в конце концов вышло: кажется, половина двенадцатого ночи. Будем надеяться, что у Нади все в порядке и она спит.
Полуянов с трудом выбрался из-под одеяла. Пошел, покачиваясь, в ванную, налил воды из-под крана, растворил пару таблеток аспирина.
"Так и подохну здесь в одиночестве, и ни одна собака ничем не поможет и ничего не узнает".
Жадно выпил воду с лекарством, снова рухнул в постель. На этот раз сны были легкими и стремительными.
Потом он еще несколько раз просыпался. Вставал, пил воду с аспирином, без всякого кайфа курил. В полудреме видел, как сереет за окнами, а окончательно пробудился, когда за шторами снова была темнотища, а часы показывали без четверти двенадцать.
Он проспал почти целые сутки.
* * *
Полуянов, пошатываясь, встал с кровати. Вроде бы ничего не болело, но страшно хотелось пить. И есть тоже хотелось.
Последнее Дима счел добрым знаком – приметой выздоровления.
"Вот что значит – плавать по холодным заливам. Наслали на меня американцы какую-то пакость вроде гриппа… Или болезнь от Нади по телефонным проводам мне передалась?"
Способность к самоиронии он также посчитал симптомом выздоровления. Пошлепал в ванную, жадно выпил из-под крана два стакана холодной воды. Попытался сосчитать, сколько сейчас времени в Москве. Никак не мог сообразить, отнимать надо часы или прибавлять.
Потом наконец вспомнил – прибавлять, но теперь он зачем-то начал прибавлять десять к двадцати четырем…
Вернулся в комнату, наконец дошло: в Первопрестольной сейчас десять утра.
Он набрал Надин номер. Ему ответом были длинные гудки.
* * *
Дима позвонил соседке Надежды. Та, слава богу, оказалась дома.
– Ах, это вы, Дима, – высокомерно произнесла она.
– Что с Надей?
– У нее все хорошо, – мстительно сказала соседка. – Я накормила ее утром завтраком.
– Я вам чрезвычайно благодарен, – пробормотал Дима. – Где она сейчас?
– Понятия не имею. Вероятно, отключила телефон и отдыхает.
– Спасибо, – поблагодарил Дима и положил трубку.
"Господи, как хорошо, что с Надей все нормально. Но что с ней было? Ох, я на одной "междугородке" здесь разорюсь!"
Он заварил кипятильником кофе.
Выпил стакан горяченького, некрепкого, закусил липким американским шоколадом.