По главной улице медленно проехал джип. Его бритый водитель внимательно осмотрел полковника, стоящего на углу Советской и переулка Чапаева. Навстречу джипу пронесся велосипедист – седой мужчина в фирменном спортивном костюме. Следом пролетела «шестерка» с шашечками на крыше и длинной антенной.
Улица Советская была полна жизни.
А вместе с тем в переулке Чапаева во все то время, покуда там бродил Валерий Петрович, не появился ни один человек, не проехала ни одна машина. Никто туда не свернул. Переулок казался мертвым царством. И если что-то случилось здесь… Да, если что-то случилось здесь, вряд ли кто-то со стороны мог видеть это «что-то». Тупик готов был ревностно хранить свои секреты.
Между тем по Советской, притормаживая на «лежачих полицейских», проехала «Тойота Королла». Прошла – видимо, возвращаясь со станции – немолодая женщина с сумкой и тележкой на колесиках. Проехал кавказец на старом велосипеде.
Если Алла Михайловна тогда, в среду, благополучно добралась до Советской, вряд ли она могла исчезнуть с главной улицы поселка незамеченной. Если она, конечно, отправилась затем не на станцию, а в какой-то другой медвежий угол. И если она благополучно вышла из переулка имени Чапаева.
Полковник всегда верил в свою интуицию – правда, никогда рабски не следовал за ней. Отдавал предпочтение логике и фактам. Однако сейчас его интуиция прямо-таки вопила: «Разгадка исчезновения Аллы Михайловны кроется здесь, в переулке!»
Ходасевич достал из кармана блокнот и набросал для памяти схему переулка.
Затем полковник спрятал блокнот с карандашом в карман и отправился по Советской направо – в сторону станции.
Издалека донесся тонкий свисток электрички.
В переулке Чапаева по-прежнему не было ни души.
* * *
В продуктовом магазине на станции Ходасевич приобрел двухсотграммовую железную банку чая – лучшего из имевшихся. Он знал не понаслышке, сколь пристрастны люди, завязавшие со спиртным, к будоражащим напиткам безалкогольного происхождения. К чаю он присовокупил узбекскую дыню, похожую на постаревший, морщинистый регбийный мяч. Дыню ему продал из своего решетчатого загончика седой кавказец.
Помимо бакалейной и бахчевой торговли возле платформы Листвянка процветало прочее торжище.
На железных рядах базарчика продавали овощи-фрукты, на треть дороже московских. Здесь же можно было отовариться сигаретами, обувкой, полотенцами, постельным бельем.
В киоске, нанизанные на вертел, вертелись поджаренные куры.
Бабушки, выстроившиеся вдоль продуктового магазина, торговали саженцами, свежесобранными опятами и квашеной капустой. В центре площади два маршрутных такси поджидали, пока дополна наполнятся пассажирами.
Полковник подумал, что, пожалуй, трудновато исчезнуть бесследно в столь шумном и людном месте. Равно как и с улицы Советской, где постоянно снуют пешеходы, велосипедисты и автомобили. Ему отчего-то вспомнился шифровальщик нашего посольства в Варшаве, сгинувший из-под постоянного наблюдения в многолюдном кинотеатре. Правда, тот сам ужасно хотел исчезнуть – чтобы вынырнуть потом в объятиях ЦРУ. Но, может, Алла Михайловна тоже сама желала исчезнуть? Стоп-стоп. Для того чтобы сделать подобный вывод, у Ходасевича пока явно не хватало данных.
Покуда ему лучше умерить дедукцию вместе с индукцией и выключить до поры соображалку. Пока что у него – время накопления информации. А то и просто время бездумного наслаждения солнечным днем позднего бабьего лета.
И он сказал себе: «Ты просто возвращаешься на дачу, небрежно помахивая пакетом с узбекской дыней, а светило нежно припекает лысеющий и седеющий твой затылок…»
И постарался забыть обо всем.
* * *
Любочка накрыла в саду.
На пластиковом столе теснились простые русские закуски: винегрет, оливье, холодец, горы пирожков. Вокруг, прямо на траве, размещались разнокалиберные стулья – от пластмассовых до гнутых венских. И только полное отсутствие выпивки отличало Любочкин день рожденья от традиционного празднества. Вместо водки и вина трапезу украшали кисель в кастрюле, минералка и самодельные соки в трехлитровых банках.
Ходасевич и его наниматели явились все вместе, словно образцовая семья. Чай и дыня, презентованные полковником, были приняты хозяйкой весьма благосклонно.
– О, Валерий Петрович! – протянула Любочка. – А вы точно знаете, что нужно измученной женской душе!
Было очевидно, что художница не прочь для начала хотя бы пококетничать с новым мужчиной. А дальше – как бог даст…
Елена от имени семьи преподнесла соседке набор разнокалиберных антипригарных сковородок.
– Чудесно! – саркастически осклабилась хозяйка. – То есть ты хочешь сказать, что ни на что больше, кроме как ведение домашнего хозяйства, я уже не гожусь!
– Люба, Люба! – тихо, по-домашнему, урезонил ее стоявший рядом Стас.
Ходасевичу отчего-то показалось, что между Стасом и Любой существуют (или были некогда) особые отношения. Интересно, прав ли он? И если да, знает ли о том Елена?
В ответ на замечание Стаса художница словно стряхнула с себя морок и рассыпалась перед Леной:
– Ах, извини, я с этими пирогами так устала, поэтому сама не знаю, что несу. Конечно, чудесный подарок. Очень мне пригодится. Спасибо.
И она запечатлела на щеке Елены поцелуй.
Кроме хозяйки, в саду уже находился один гость. То был довольно молодой, лет тридцати семи, мужчина. Его лицо, некогда точеное, словно у римского императора, уже расплылось. Солидное брюшко нависало над ремнем. Голова наполовину поседела.
Лена представила ему полковника:
– Это – Валерий Петрович, друг нашей семьи.
Судя по острому взгляду, которым его одарил гость, Ходасевич понял, что тот уже в курсе, кто он такой и чем занимается в Листвянке. Что ж, тем лучше. Статус частного сыщика позволяет задавать много вопросов, в том числе и нескромных.
– Елистратов. Василий, – гость жестко, словно клешнями, сжал лапу полковнику.
– А по батюшке как вас величать? – кротко переспросил Ходасевич.
Сосед отвечал со смехом:
– О, для вас я просто Василий!
– И все-таки?
Знать полное имя контрагента никогда не помешает. Легче наводить справки.
– У меня, как и у вас, отца звали Петром, – церемонно поклонился гость. И вполголоса обратился к Стасу: – Всем хорош стол у нашей соседушки, да вот беда: расслабиться тут нечем. Пьянству – бой! Пришлось по такому случаю у себя дома разгоняться.
– А я сегодня в Москву возвращаюсь, поэтому ни-ни. Гаишники, говорят, совсем озверели. До тысячи долларов за запах берут.
Увидев, что между Стасом и Василием завязался мужской разговор, Лена взяла полковника под руку и увлекла в сторону.