Лена и сама, что называется, с младых ногтей теперь питалась и вкусно, и современно. Одной из первых в Москве начала посещать ресторанчик японской кухни. И всем пропагандировала суши-сасими. Ходила в тоже совсем тогда непопулярное вегетерианское кафе. И, конечно, однажды заглянула в ресторан семейной кухни «Аист». В тот самый, где она когда-то, в прошлой жизни, познакомилась с подлецом Вадимом.
И именно в тот день, когда Вадим подошел к ней с дурацким вопросом: «Любишь рукколу?» – она действительно встретила его снова, уже второй раз в жизни. И ужаснулась: от этого человека, плохо пробритого, с похотливым взглядом, слюнявыми губами, она когда-то была без ума?! Подарила ему себя, мечтала о семье, родила сына?!
«Только подойди ко мне со своим идиотским вопросом про рукколу – я тебя так отбрею!»
Но Вадим лишь тоскливо и завистливо посмотрел на счастливую, самоуверенную, хорошо одетую девчонку и обратиться к ней так и не решился. Понял, видно, что ничего не светит. А изрыгать проклятия ему в спину Лена сочла ниже своего достоинства. Только грустно подумала: «Как жаль тех, других, девчонок, которые не знают о том, что будет. И которых обманет этот подонок Вадим… И насколько все-таки легче, когда в новой жизни можно исправить ошибки из жизни прошлой…»
…Лена Сальникова с честью использовала подаренные ей судьбой пятнадцать лишних лет. И в «новое» двадцатитрехлетие, в тот самый день, когда «старая» Леночка, утомленная скучной концертмейстерской работой и тяжкой жизнью одинокой матери, рыдала под консерваторской лестницей, вошла одной из первых московских светских дам. Владелицей входящего в топ-сто банка. Женой преуспевающего бизнесмена. И просто красивой, ухоженной, с тонким вкусом и острым умом женщиной.
* * *
Отмечать ее двадцать третий день рождения они с мужем решили так. Сначала – визит в Большой, где у них своя ложа. После спектакля – небольшой, на сорок человек, банкет в «Метрополе». А на два часа ночи муж велел заказать «коридор» для своего самолета, чтобы к полудню следующего уже оказаться на Мальдивах.
Так что Лена готовилась к празднику особенно тщательно – нужно к этому дню и выглядеть ухоженной, в меру пустоголовой, как полагается при олигархах, красоткой. И на работе, в банке, все «хвосты» подчистить, чтоб бестолковые замы ее во время праздника по мобильнику не дергали в тот момент, когда она со столичным мэром (тоже обещал присутствовать на банкете) будет на брудершафт пить.
…В плане подарков муж (а что еще взять с мальчика из недавно совсем бедной семьи?) оказался неоригинальным – бриллиантовое колье, «как у Анны Австрийской, помнишь, в детстве такая книжка про мушкетеров была?». И в тон серьги с длинными грушевидными подвесками. Такими огромными, что, не будь супруг несомненным, безбашенно богатым олигархом, их бы все за наглую бижутерию принимали. В общем, несомненно дорого, но очень безвкусно. Хорошо хоть Лена, предвидя мужнины дары, запланировала на этот вечер очень скромное черное платье (разумеется, Нина Риччи) и высокую, под девятнадцатый век, прическу с собранными на затылке локонами (Саша Тодчук обещал приехать прямо домой). Под такую «обложку» и наглые бриллианты сели неплохо, так что смотрелась Лена, после всех предварительных СПА, массажей и тщательного мэйк-апа, без ложной скромности, ослепительно. Муж, как увидел ее при полном параде, аж жмуриться начал. Будто помоечный кот на корма премиум-класса. И губы облизывал – будь она безголосой и бесправной моделькой, точно бы, наплевав на всю тщательно налаженную красоту, завалил бы на первом попавшемся диване. Но Лена, законная жена, предупредила: «Платье, извини, – шелк. Очень мнучий. Так что терпи до Мальдив».
– До самолета, – поправил муж.
– Ах, ну да, – скривилась Леночка. Ох уж ей этот секс в мужнином самолете! С любопытными стюардессами, притаившимися под дверью хозяйской спальни.
– А бриллианты тебе идут, – похвалил супруг.
– Я стараюсь, – скромно потупилась Леночка. И небрежно чмокнула мужа в щеку: – Спасибо тебе. Ты у меня самый лучший!
Ожидала, что тот просияет – обычно-то старалась, чтобы не избаловался, особо не перехваливать, – однако глаза у супруга остались грустными. Он буркнул:
– Всегда пожалуйста. – И сообщил: – Лимузин уже у подъезда. Пошли?
Будь Лена глупой, традиционной для олигархов спутницей, идти бы не поспешила. Подождала бы, пока все соседи налюбуются перегородившей двор безразмерно длинной машиной, взятой в аренду у самого Филиппа Киркорова. Но только в ее-то «реальные тридцать восемь» (двадцать три официальных плюс пятнадцать подаренных судьбой) лет так дешево понтоваться уже несолидно. И она подала мужу руку:
– Конечно, пошли.
А пока спускались по мраморным ступеням в холл, спросила:
– Ты сегодня грустный. У тебя неприятности?
– Типа того, – скривился муж. – Да ладно, у тебя ж праздник. Не бери в голову. Прорвемся.
– Что на этот раз? – вздохнула Лена.
Вот, блин, еще не хватало! В прошлом году, когда супруг схлестнулся с каким-то чиновником из-за нефтеперерабатывающей компании и собственной сети заправок, ей пришлось в целях безопасности аж три месяца в Швейцарии проторчать. Умирая со скуки в мужнином укрепленном, будто Ла-Рошель, особняке и звоня на работу, в банк, только по особому телефону – с абсолютной невозможностью определения номера.
– Да все, Ленка, будет тип-топчик. Очередной наезд. Не бзди. На крайняк «маски-шоу» опять устроят, – поморщился супруг.
Лена нахмурилась – как бы его отучить от идиотских, собранных в голодном детстве словечек?
Но продумать воспитательную стратегию не успела.
Они уже спустились во двор, и Лена, хоть уже и искушенная богатством, замерла от восторга, увидев огромный розовый лимузин, а на заднем сиденье – россыпь роскошных кремовых роз.
Леночка благодарно обернулась к супругу – и вдруг увидела, как его лицо меняется, стремительно сереет, в глазах полыхает безнадежность. Он резко подтягивает ее к себе, хочет, кажется, что-то сказать, и в этот миг тихий вечер в старом московском центре разрывает безжалостный стрекот выстрелов.
Алая кровь на парадном «Бриони»… Прощальная поволока во взгляде… И только в этот момент Лена успевает увидеть не убегающую спину очередного мужниного врага, а направленный прямо ей в лицо пистолетный ствол.
– Нет! – кричит она.
И, будто замедленная съемка в слезливом кино, из пистолетного дула вырывается снопик пламени… И что-то черное, стремительное, страшное летит ей в грудь.
– Пожалуйста, нет! – одними губами повторяет она.
Неужели все было зря? И ее новая, так тщательно выстроенная жизнь оборвется в день рождения, одним мигом, нелепо, навсегда, из-за очередных мужниных бензозаправок?!
В этот момент пуля, в первую долю секунду совсем небольная, прошила ей грудь. Лена задохнулась, упала на колени, в последний раз взглянула на уже бездыханное тело мужа и такой теперь бесполезный розовый лимузин… А потом перед глазами завертелась пестрая кинолента почему-то из прежней, давно похороненной жизни: занятия по специальности в музыкалке… требовательные поцелуи Вадима… жалобный крик новорожденного сына… постылая концертмейстерская служба за жалкую зарплату… И все померкло. Свет перед глазами погас. И даже яростные блики чистых, словно ее последние слезы, бриллиантов не могли пробиться сквозь непроглядную тьму.