– А что остается делать? Мне завтра утром обязательно надо быть в Москве.
– А вот мне не надо, – вздохнула я, вспоминая свою пустую квартиру.
– Да? Что ж, – философски заметил собутыльник, – складывается ситуация, которая может служить аллегорией жизни вообще, в самом широком смысле этого слова.
– Это как? – не поняла я.
Парень усмехнулся.
– Те, кому место в самолете (или другое благо – безразлично), фактически отнимают его у того, кому оно позарез необходимо.
– А вы философ, – вслух заметила я, а про себя подумала: «Хайдеггер, блин!.. Деррида!..»
– Нет, я психолог.
Коньяк был допит, виски незнакомца тоже. Однако посадку еще не объявляли.
– Еще один коньяк и одно виски, – бросил парень барменше и пояснил: – Позвольте мне угостить вас.
В его глазах блеснул азартный огонек.
А когда барменша поставила перед нами бокалы, он вдруг молвил:
– Давайте поменяемся!
– Поменяемся? Чем?
– Нашими рейсами. Я полечу в Москву, а вы, раз уж вам так нравится Северная Пальмира, – отправитесь по моему билету в Питер.
– Что за ерунда! – воскликнула я, пригубив вторую порцию коньяка.
– Абсолютно не ерунда! – горячечно выдохнул незнакомец. И заторопился: – Понимаете, все документы – паспорт, билет – у нас с вами уже проверили. На руках у каждого – только посадочный талон. По нему и пускают в самолет. Вы мне дадите свой посадочный, а я вам – свой. И вы полетите в Питер, а я в – Москву.
– А багаж?
– А у вас есть багаж?
– У меня нет. Все свое ношу с собой.
И я кивнула на сумку от «Вьюиттона». Пусть она куплена с дикой скидкой на супер-распродаже – не хватало еще, чтобы ее швыряли аэропортовские грузчики. Поэтому всеми правдами и неправдами я стараюсь протащить ее в самолет под видом ручной клади.
– У меня тоже нет никакого багажа!.. Поэтому давайте махнемся, а?.. Ваш самолет – на Питер – кстати, вылетает даже раньше моего, на Москву.
– Ну, вы и жулик!.. – засмеялась я. – Ладно: вам-то надо в столицу. Но объясните, пожалуйста, зачем этот чейндж [1] нужен мне?
– Как?! Вы же только что сказали, как любите Петербург. А там сейчас – белые ночи. Красота – неописуемая. Разводят мосты. Ночью светло, как днем…
– Не надо мне рассказывать. Я очень хорошо знаю Питер.
– Тем более! Соглашайтесь, милая девушка. А я вам оплачу обратную дорогу из Петербурга до Москвы. В вагоне «СВ». И еще, знаете, – у моего друга в Ленинграде совершенно пустая квартира. На канале Грибоедова. Я позвоню ему, и вы сможете поселиться там. С видом на канал, и в двух шагах от Мариинки.
– Ну, это уж слишком. Как-нибудь я смогу оплатить себе гостиницу в Питере.
– Значит, в остальном вы согласны, – весело подытожил мой новый знакомый и шлепнул о стойку посадочный талон, а сверху – пятитысячную купюру. – Это вам на дорогу в Москву.
– Ну, вы наглец! – рассмеялась я, а рука уже сама потянулась в сумочку за посадочным талоном.
То, что я в итоге согласилась, вряд ли можно считать заслугой парня с его беззастенчивым напором. Скорее, мое согласие было связано с тем, что в столице меня ждала моя пустая квартирка в Свиблово. А еще – мне ужасно захотелось сорваться. Внезапно, вдруг – уехать. Причем сорваться именно в Питер – как срывалась я туда на выходные и семь, и шесть, и пять лет назад. Неожиданно, стремительно, не предупредив никого – и даже Георгия – о своем приезде. Сесть в поезд и умчаться. И упасть ему как снег на голову. Обрушиться наглым звонком и рухнуть в его объятия прямо в коридоре…
Ужасно грустно, что в один прекрасный день срываться в Питер мне стало совершенно не нужно… И я подумала: вдруг еще можно что-то изменить?..
Меня захлестнула теплая волна ностальгии, и страшно захотелось, чтобы все стало, как прежде: я – желторотая студентка, и он, петербуржец, взрослый, сильный, мужчина моей мечты, и мы идем с ним в обнимку по Мойке, а потом выходим на Дворцовую и садимся в «Ракету», и она мчит нас в Петродворец… И его объятия, и соленый ветер с моря…
Я даже не заметила, как мы с наглецом обменялись нашими посадочными талонами.
– Объявили посадку на рейс, – напомнил он мне. – На ваш рейс. В Петербург.
– Умеете вы уговаривать. – Я покачала головой.
– Работа такая. – Незнакомец не скрывал своей радости.
Мой посадочный исчез в кармане его летнего пиджака.
– Скажите хотя бы, почему вы так стремитесь в Москву?
– Меня там ждет невеста.
– Ах, вот оно что! – Я сползла со стульчика и подхватила свою сумку.
И против воли вспомнила, как Георгий однажды примчался ко мне из Питера – билетов не было – на трех перекладных электричках… В другой раз он гнал свой «Форд» по трассе Е-95 всю ночь, с вышедшей из строя печкой, а дело было ранней весной. И какой он приехал тогда ко мне замерзший, и как я отогревала его… Он тоже в пору нашей любви обожал срываться…
– Пожалуйста, дайте мне свой телефончик, – брякнул на прощание мой собеседник.
– Зачем? Вас же ждет не дождется в Белокаменной ваша невеста!..
– Ну, невеста – невестой, а такие очаровательные девушки, как вы, исключительно редко встречаются.
– Летите уж к своей милой, Казанова. Так и быть. Помните мою доброту.
Я поспешила к выходу на посадку на питерский рейс.
А тут объявили и мой бывший, столичный: «Начинается посадка на рейс шесть два – два шесть «Южных авиалиний» до Москвы…»
…В следующий раз я услышала упоминание об этом рейсе уже в аэропорту «Пулково». Я выходила из зала прилета. За окнами аэропорта, невзирая на десять вечера, шпарило солнце. И вдруг телевизор где-то на периферии моего сознания произнес: «…после взлета в аэропорту К*** потерпел аварию самолет «Южных авиалиний», следующий рейсом шестьдесят два – двадцать шесть до Москвы…»
Я остановилась как вкопанная. Сделала пять шагов по направлению к висящему под потолком телевизору. А дикторша оттуда невозмутимо вещала: «…По предварительным данным, все пассажиры и члены экипажа погибли. Как сообщили нашему корреспонденту в аэропорту города К***, самолет упал с высоты примерно трех тысяч метров на окраине станицы Т***ой. Из жителей станицы никто, к счастью, не пострадал. Число погибших и их имена сейчас уточняются. Мы следим за развитием событий, и к следующему выпуску ждем подробности трагического инцидента от нашего корреспондента, который срочно выехал на место аварии…»
Ноги мои подкосились. Я без сил опустилась на пластиковый стульчик.
…Наверное, пулковский таксист еще никогда не возил столь странную пассажирку. Всю дорогу от аэропорта в центр я плакала. Плакала так горько, словно у меня погибла вся семья. В каком-то смысле так оно и было. Я оплакивала пассажиров рейса шесть два – два шесть, и моего нового знакомого – я даже не успела узнать, как его зовут, который своим дурацким обменом словно заслонил меня собой… Прикрыл, спас… И я оплакивала себя, оказавшуюся на волосок от смерти…