Камера показала крупным планом Кочугина. Он вскочил с кресла. Губа его непроизвольно дергалась. Руки шарили по лацкану дорогого пиджака, нащупывая микрофон-петличку. Слышались глухие стуки пальцев по микрофону.

– Это провокация… – бормотал он. – Пьяный бред… Я не считаю возможным более присутствовать здесь!

– Господин Полуянов, вы закончили? – спокойно спросил ведущий в студии Диму.

– В общих чертах – да, – кивнул на экране из гостиницы “Россия” Полуянов. – Подробности читайте завтра. Завтра – в “Молодежных вестях”!

– Вы сделали хороший тираж завтрашнему выпуску своей газеты, – по-доброму улыбнулся ведущий в Останкинской телестудии. – Поздравляю. Камеру в гостинице “Россия” отключили. Режиссер снова показал крупным планом Кочугина. Тубы его тряслись, руки совершали нескоординированные движения: левая пыталась сорвать петличку микрофона с лацкана, правая старалась снять передатчик с брючного пояса.

– Мои адвокаты вчинят вам иск! – выкрикнул без пяти минут премьер. – Я разорю вас и весь ваш канал тоже!.. Я не могу больше участвовать в этом балагане!

Кочугин наконец справился непослушными пальцами с микрофончиком, отстегнул его, оторвал с пояса передатчик, швырнул прибор в кресло – и широкими шагами пошел вон из студии. В зале пару секунд царило онемение, потом кто-то бешено зааплодировал, кто-то засвистел.

Ведущий по-пасторски поднял руку ладонью вверх, призывая к спокойствию.

– Что ж, несмотря на то что главный герой нашей сегодняшней программы удалился, наше ток-шоу “Время икс” продолжается. Через пару-другую минут, после рекламы, мы с вами вернемся в эту же студию…

И по экрану как ни в чем не бывало полетели прокладки с крылышками.

Надя – оглушенная, переполняемая бесконечной радостью – сначала вскочила, а потом бросилась на диван. Слезы, душившие ее все время с тех пор, как на экране нежданно-негаданно появился погибший, оплаканный ею Дима, вдруг полились ручьем. Плечи затряслись. Она, уже не сдерживая себя, зарыдала.

И в этот момент раздался телефонный звонок. ” Она вскочила, бросилась к трубке, прокричала:

– Алло!

– Привет, – раздался бодрый голос Полуянова. – Как там мой кот?

– Ди-има, – простонала сквозь слезы она, – что ж ты делаешь-то со мной, сволочь?!

– Э, Надька, не реви, – по-отечески проговорил Полуянов. – Лучше поставь-ка чайник. Я сейчас приеду.

Эпилог

На следующий день

Телеведущий передачи “Время икс” залез в свой джип “Мерседес” на обширной стоянке возле телецентра на улице Академика Королева, 12. Завел мотор.

В пассажирское стекло, покрытое каплями дождя, аккуратно постучали. Кажется, этого стука ждали. Телевизионщик отомкнул центральный замок. Пассажирская дверца распахнулась, и на сиденье влез молодой лощеный господин с элегантной кожаной папкой.

– Слушаю вас, – сухо сказал ведущий.

– Вам просили передать, что вами довольны, – слегка подобострастно проговорил гость. Телеведущий презрительно усмехнулся.

– Вам просили передать “спасибо” за то, что вы помогли свалить этого мерзавца Кочугина.

– Передайте им мое “пожалуйста”, – саркастично усмехнулся ведущий.

– Кроме того, вот. – Молодой достал из своей кожаной папки толстый запечатанный конверт большого формата. Протянул его ведущему.

Тот принял конверт, взвесил его в руке – вес был приличным. Ведущий разорвал его, залез внутрь, достал пачку долларов. Пачка была перетянута резинкой. Телеведущий рассеянно просмотрел ее – стодолларовые настоящие купюры. Заглянул внутрь конверта – подобных пачек там было еще штук двадцать. Ведущий бросил стопку денег обратно в конверт. Небрежно зашвырнул его в бардачок.

– Все? – коротко и сухо спросил у молодого господина.

– Все, – проговорил тот, открыл дверцу и, не прощаясь, вылез из джипа.

Едва он захлопнул за собой дверцу, как телевизионный человек газанул и на приличной скорости, визжа шинами, вырулил со стоянки.

То же самое время

Четверо человек, определяющих судьбы России – двое из них известные всем, а двое лишь узкому кругу посвященных, – сидели вокруг низенького стола в углу обширной комнаты.

В комнате царил полумрак. Горел лишь один светильник над столиком, да в дальнем углу потрескивал, пульсировал красноватым светом камин. Окна комнаты были наглухо прикрыты специальными жалюзи. Жалюзи, гасящие звуковые волны, не давали возможности – кому бы то ни было, включая американские разведывательные спутники – подслушивать то, что говорится в комнате.

На столике не было спиртного – хозяин кабинета не любил выпивку. Перед каждым из собеседников стояло по стакану чая (в одинаковых серебряных подстаканниках), в центре шоколадные конфеты да пара бутылок минеральной воды – своего, отечественного производства.

Ничего не изменилось в России ни за последние тридцать лет – со времен Брежнева, ни за шестьдесят – со времен Сталина. Все было так же, как три века назад, когда правил Петр Великий, или четыре столетия назад, миновавших с эпохи, когда царствовал Иван Грозный. Опять судьбы страны решались не гласно, на площадях, во дворцах и залах, а по-византийски, келейно. Решались узким кругом, состоящим из Хозяина и приближенных к нему бояр…

– Кочугин обо…лея, – заметил один из собеседников.

– Сегодня он подал мне прошение об отставке. Я подписал.

– Куда его теперь?

– Мы не можем указывать судебной власти. Прокуратура у нас независима. Пусть она сама и принимает решение. Если Генеральный прокурор полагает, что достаточно оснований для того, чтобы избрать мерой пресечения в отношении Кочугина взятие под стражу – пусть его арестовывают.

– А потом?

– Я еще раз говорю: судебная система у нас независима. Никто из нас, даже если бы хотел – повторяю еще раз, – не может и не должен влиять на нее.

– А что с уголовным делом?

– Что-то ты, Глеб, сильно волнуешься за своего Кочугина. Любишь его, а? Все вежливо посмеялись.

– А дело развалится, – заметил другой собеседник. – Седов этот от своих показаний откажется. Скажет: “Менты с гэбэшниками выбили их у меня, гестаповцы”. Запись его телефонного разговора с Кочугиным, о том, как люди Седова замочили Котова, – вообще не доказательство. Я ее слушал. Трактовать при желании можно как угодно… Так что дела не будет. Пусть Кочугин спокойно отдохнет. Сначала – на нарах. До суда. Годика три. Судебная система у нас, к сожалению, не очень поворотлива. А потом, если доживет, – посмотрим.

– А что с журналистом?

– Каким журналистом?

– Ну, этим – телеведущим. Он играет на другой стороне.

– Надо объяснить ему, что он ошибается, играя не в той команде. У нас на него что-нибудь есть?