Татьяна вновь и вновь перечитывала текст. Да, с Валерочкой не пропадешь. Поругается, пошумит – но потом все равно реально поможет.
Впрочем, телеграмма телеграммой, а обед обедом...
Карманов в Танином летнем наряде не было, и девушка положила телеграмму под тарелку с отбивной. Отрезала еще один восхитительно пахнущий кусочек – и в этот момент в столовую ворвался Стас. Именно ворвался – стремительно, о его диагнозе и не вспомнишь.
Вихрем кинулся к ней, схватил за руку:
– Пошли! Быстрей!
Глаза сияют, губы в нетерпении подрагивают.
– Что случилось?
– Увидишь! Побежали!
– Но я...
– Танюша, пожалуйста! Я для тебя такой офигительный сюрприз приготовил! Скорее в сад!
И она поддалась его напору, поднялась из-за стола.
И только когда рука об руку бежали по аллее, вспомнила, что Валерочкина телеграмма так и осталась лежать на столе.
Впрочем, Стаса уже было не остановить.
Он привел ее в самый дальний уголок сада. Садовник явно захаживал сюда нечасто: здесь буйствовали заросли фенхеля, грозно щетинилась крапива. Сейчас среди травы высились какие-то коробки – довольно большие, яркие. Что внутри – непонятно, логотипы заклеены скотчем. Коробок Таня насчитала целых пять штук. И еще заметила: емкости соединены между собой еле видными на фоне зелени веревками. Будто бикфордов шнур...
– Ну, не догадалась? – Стасик еле сдерживал торжество.
– Пока нет, – пожала плечами Татьяна. И ослепительно улыбнулась: – Но умираю от любопытства!
– Положено, правда, на крыльце, у входа в дом... но я решил, что здесь – будет романтичней, – пробормотал парень.
Протянул ей зеленый шнурок. Велел:
– Дергай.
– Мы взорвемся и умрем в один день? – пошутила Садовникова.
Шутки шутками, а от этого юноши чего угодно можно ожидать.
– Мы с тобой обязательно умрем в один день, – серьезно ответил он. – Но только не сегодня, а лет, скажем, через семьдесят. – И повторил: – Дергай!
Таня послушалась. Рванула шнурок... и в глазах у нее помутилось. Все коробки разом распахнулись, и из каждой в бездонное синее небо выпорхнули не меньше сотни прекрасных бабочек. Фиолетовых, малиновых, лимонных. Однотонных, пестрых, с разводами. Иные взлетали неспешно, другие торопливо хлопали крылышками, касались их щек, запутывались в волосах.
– Боже, какая красота... – прошептала Татьяна.
– Тебе нравится! – возликовал Стас.
На глаза, против воли, навернулись слезы. Девушка благодарно взглянула на младшего Холмогорова:
– Спасибо тебе. Я в жизни ничего подобного не видела.
Часть бабочек уже разлетелась по саду, но многие все еще оставались неподалеку. Садились им на руки, приземлялись на редкие, уцелевшие посреди сорняков, цветы...
А Стасик уверенно, хозяином, взял Татьяну за руку и твердо произнес:
– И вот так теперь будет всегда.
– Как – «так»? – улыбнулась она.
– Я всегда – слышишь, всегда! – буду тебя радовать. Цветами, бабочками, если захочешь – бриллиантами. Или тебе больше нравятся спортивные автомобили? Мне почему-то кажется, что тебе по душе будет «БМВ».
– Ох, Стас...
А он заглянул ей в глаза и продолжил:
– Таня, когда ты такая, как сейчас, ты такая прекрасная!
– А что со мною – сейчас?
– Ну... ты беззаботная. И счастливая. И в глазах у тебя – только бабочки.
– А что у меня в глазах обычно?
Он на мгновение задумался:
– Ну... ум... но, вдобавок, напряженность. Настороженность. Мысли о хлебе насущном. – Парень с легким высокомерием улыбнулся и добавил: – Впрочем, от этих забот я тебя избавлю.
Татьяна смотрела на него – такого юного, радостного, азартного, – и на сердце у нее было одновременно и тревожно, и радостно.
– Таня, – тихо произнес молодой человек, – ты выйдешь за меня замуж?
И сердце трепыхнулось. Не так уж часто ей – при всей ее шикарной внешности – приходилось слышать подобные слова.
Таня пробормотала:
– Стас... Тебе двадцать два. А мне...
– Я догадываюсь, что несколько больше. Совсем чуть-чуть, – с улыбкой перебил он. – Но что тебя смущает? Очень, на самом деле, в духе времени. Сейчас модно за совсем молодых замуж выходить. Всему меня заодно научишь! А то я живу в глуши, анахоретом...
«Может, прочь сомнения – и сказать ему „да“? – мелькнула шальная мысль. – Что я действительно дурака валяю? Красив, богат, особняк в горах...»
Но она промолчала.
– Таня, пожалуйста!
Стас преданно заглянул ей в глаза. Счастливый, беззаботный, влюбленный. Похоже, он просто не понимает, что сыну накануне похорон матери не положено дарить возлюбленной фейерверк из бабочек. И делать ей предложение. Ладно, у Стаса с Мариной Евгеньевной особой близости не было, но все же необходимо соблюдать хотя бы минимальные приличия...
Да и вчерашние слова отчима про гибель горничной у Тани никак не выходили из головы. Слишком уж безапелляционно Валера сказал: Марине Евгеньевне бессмысленно было убивать Киру. Действительно: куда проще заплатить. Но вот если убийство совершил тот, кто ей дорог, она вполне могла прикрыть его...
Стас в нетерпении коснулся щеки:
– Таня! Ну, скажи «да»!
Сейчас он ее поцелует... Подхватит на руки... Закружит – а вокруг них продолжат свое порхание прекрасные бабочки...
– Стас, – тихо произнесла Таня. – Я почти согласна...
Парень просиял.
А она упрямо добавила:
– Почти. Только скажи...
– Подожди, – перебил молодой человек, – я сейчас угадаю. Тебя, наверное, брачный контракт волнует?
– Да плевать на контракт! – возмутилась Татьяна. Все-таки Стасик явно считает ее хищницей. – У меня своих денег достаточно. – Девушка внимательно заглянула ему в глаза: – Я о другом. Скажи правду: ведь не ты убил ту горничную, Киру...
Ему достаточно было только плечами пожать. Произнести: «Конечно, нет». И вся их жизнь – с этой минуты общая – могла бы пойти по-другому.
Однако Таня вдруг увидела, как Стасик бледнеет... глаза, только что восторженные, яркие, тухнут... руки бессильно падают вдоль тела...
– Стас! – в ужасе выдохнула она.
Но все уже было кончено.
Юноша в гневе сжал кулаки, выкрикнул:
– Ах, вот оно что! Я-то, дурак, пляшу вокруг тебя, бабочек этих дурацких покупаю, планы строю! А тебя только волнует, кто убил! Неужели это так важно?