– Очень давно. Сорок три года назад.
– А ты мне рассказываешь только сейчас, – обиженно буркнул я.
Отец же спокойно парировал:
– Но зачем тебе было знать об этом раньше? Чтобы хвастать своим именитым родственником перед одноклассниками?
– Да причем здесь хвастать! – хмыкнул я. – Просто знал бы: в кого у меня этот медальный профиль. Генеральские повадки. Пронзительный взгляд... В конце концов, улица Маркова в какой-то степени в мою честь названа!
– Не надо ерничать, Влад, – устало произнес отец. – И повторюсь: юридически тебе Марков не дед. Твоя бабушка никогда не пыталась посягать на его фамилию. И на его имущество.
– А... много у него было имущества?.. – вкрадчиво поинтересовался я.
– Сколько бы ни было – тебе оно не принадлежит, – отрезал отец. – У генерала есть законные наследники.
– Ну и что мне тогда от этого родства толку? – хмыкнул я.
– Все бы тебе толк, Владик... – вздохнул отец. – Хотя, может быть, так и нужно. Вон ты какой практичный. В Америке, на хорошей должности, свой коттедж, машина...
И одним махом допил коктейль. А потом отставил бокал и веско произнес:
– Ладно. Все-таки расскажу. Дело в том, что твоей маме – и тебе – действительно кое-что завещано. Это старинная, принадлежавшая еще бабке Маркова брошь. Удивительно изящная, с чистейшей воды бриллиантом в центре. Очень дорогая. И, как всегда говорил генерал, брошь должна достаться его единственной и любимой дочери.
Мое сердце предвкушающе заколотилось. Кажется, разговор, наконец, сворачивал на тот самый, исключительной ценности, клад, на который еще в моем далеком детстве глухо намекал отец.
– Марков очень ценил, что твоя бабушка не стала поднимать шума, когда он ушел от нее – ушел к блистательной Лебедевой. И пусть он бросил свою любовницу – но не бросил дочь. И, чтобы доказать это, написал завещание. Вот оно.
Отец извлек из кармана и бережно расправил пожелтевший от времени листок. Я жадно вчитался в написанные уверенным почерком строки:
Завещание
Двадцать пятого марта Одна тысяча девятьсот шестьдесят шестого года
Я, Марков Виктор Петрович, проживающий по адресу: город Москва, улица 2-я Тверская-Ямская, дом 54, квартира 16, настоящим завещанием на случай моей смерти делаю следующее распоряжение:
Из принадлежащего мне имущества, как-то: брошь из драгоценных камней и бриллиантов, изображающая сидящего на цветущей ветке орла с распростертыми крыльями, который держит в клюве желтый бриллиант размером четыре карата огранки «бриолет», покрытая изумрудами, рубинaми, сапфирами и бриллиантами огранки «подушечкой», в серебряной и золотой оправе, изготовлена приблизительно в 1750 году, длина – 7.6 см – завещаю Лукиной Марине Серафимовне (девичья фамилия, имя, отчество моей мамы!) в ее полное и безраздельное владение.
Содержание соответствующих статей ГК РСФСР мне разъяснено. Настоящее завещание составлено и подписано в двух экземплярах, один из которых направляется на хранение в Государственную нотариальную контору номер 8. Настоящее завещание удостоверено мною, нотариусом Котенковым Г.В.
И подпись:
В. Марков
– Пап... – тихо вымолвил я. – Но это ж вообще обалдеть!.. Такая брошь! Она же бешеных денег стоит!..
Отец лишь вздохнул.
А я перешел к следующему – очень, признаться, меня волнующему вопросу:
– Но где эта брошь сейчас?
– Ох, Влад... – вздохнул отец. – Мы переходим с тобой к самому сложному. Дело в том, что брошь скорее всего находится у Лидии Лебедевой. Той самой балерины.
– Но почему? – опешил я.
– Знаешь... жизнь иногда выкидывает досадные фортели... Гримаса судьбы, больше никак не скажешь. Брошь всегда хранилась в доме твоей бабушки – хотя она, понятное дело, никуда с такой драгоценностью не выходила. В те времена кто мог себе позволить появляться с бриллиантами? Жены дипломатов, те же звезды балетные, но не простая учительница, как твоя бабушка. Поэтому она любовалась сокровищем лишь дома. И однажды, примеряя брошь с каким-то новым платьем, случайно сломала у нее замочек. Очень расстроилась, конечно, расплакалась, позвонила Маркову... А тот (хотя отношения у них к тому времени почти разладились) успокоил ее и пообещал: он отнесет брошь к ювелиру и починит. И все сделал, позвонил твоей бабке, сказал, что замочек исправили и завтра он драгоценность вернет. А ночью – генерал внезапно скончался. Погиб при невыясненных обстоятельствах. И брошь принести не успел.
– Но, если есть завещание... Надо было явиться к этой балерине! Потребовать свое!..
– Твоя бабушка – а потом и твоя мама – делать это категорически отказались.
– Но почему?
– Бабушка просто очень боялась того, что ее связь с генералом выплывет наружу. Ведь она коммунистка была, секретарь парторганизации. И тут вдруг – внебрачная связь, да с кем! А мама... Ну ты же знаешь нашу маму. Она очень любит истории про принцев – и совсем не приспособлена к жизненным дрязгам. А тут бы пришлось доказывать, спорить... Возможно, судиться... Не захотела сама – и мне не позволила.
– Ну а сейчас... Сейчас, наверное, слишком поздно, – задумчиво произнес я. – Ведь у завещаний, кажется, какие-то сроки давности есть... Не вступил вовремя в наследство – и все, до свидания.
– Но ведь текст завещания остался. И его копия в нотариальной конторе наверняка тоже, – задумчиво произнес отец. – И Лидия Лебедева еще жива. И ты, – он внимательно взглянул на меня, – наконец вырос и производишь впечатление человека, который, м-мм... умеет устраиваться в жизни.
– Я все понял, папа, – поспешно кивнул я. – Я все понял...
* * *
Старики – они как дети. Только что горе горькое, жизнь кончена, но обрати на них внимание, пожалей, приласкай – и мгновенно расцветают.
Вот и спасенная Надей старушка, совсем недавно почти что умиравшая, в метро воспрянула духом – несмотря на час пик и духоту. Царственным кивком поблагодарила паренька, уступившего ей место, и даже пыталась, перекрикивая грохот поезда, завязать с Надей классическую пенсионерскую беседу – что цены растут, на улицах грязь, а от приезжих шагу ступить некуда...
Надя в разговор не вступала. Ей места, разумеется, никто не уступил, и девушка, одной рукой вцепившись в поручень, второй пыталась отстучать Мишке извинительную эсэмэску. На свидание она уже опоздала – как минимум на двадцать минут. Может, просто бросить бабку на «Пушкинской» и со всех ног рвануть в кафе? А то ведь, мелькнула предательская мыслишка, одноклассник может и не дождаться. Он парень видный, а в столичных увеселительных заведениях девушек вечерами куда больше, чем молодых людей...
Но отвязаться от старухи оказалось не так-то и просто. Едва вышли на станции, та по-хозяйски оперлась на Надину руку и объявила: