– Вы к кому?
– К Владимиру Николаевичу, – кротко ответила она.
– Вы имеете в виду Макеева? – неприкрыто изумился халдей.
– Он меня ждет, – сухо сказала Лиза.
– Так-таки и ждет? – издевательски переспросил охранник.
– Список у вас на столе, – пожала плечами Лиза. Не удержалась и добавила: – Моя фамилия идет под номером двадцать семь.
Охранник в изумлении захлопал свиными глазками: его стол был скрыт за высокой стойкой, и увидеть список гостья никак не могла.
– И как же вас величать? – Халдей все еще пытался важничать, но глядел на гостью тревожно.
– Елизавета Кузьмина. – Она протянула паспорт.
Халдей вытащил на стойку список, медлительно просмотрел его вдоль и поперек, нашел ее фамилию. Она действительно значилась под номером двадцать семь.
– Я могу войти? – царственно улыбнулась Лиза.
– Нет, – буркнул охранник. – Сначала пройдите через «рамку» и сдайте сотовый телефон… А теперь, будьте любезны, сумочку свою предъявите.
– В Букингемский дворец и то легче попасть, – проворчала Лиза.
И тут же нарвалась на надменный ответ:
– Между прочим, наша система безопасности эффективнее всяких там королевских.
Ох уж эти российские олигархи!..
Лиза покорно сдала телефон и вручила охраннику сумочку – тот даже швы прощупал. Боялся, наверное, что она под подкладкой стилет пронесет. Наконец неохотно сказал:
– Все в порядке. Проходите. В лифте нажмете кнопку П.
– Подвал, что ли? – удивилась Лиза.
– Пентхауз, – снисходительно поправил охранник.
…Первое, что увидела Лиза, когда поднялась в пентхауз, – высеченную золотом надпись на входной двери: Nullus enim locus sine genio est .
Озадаченно остановилась: что бы это значило? Явно латынь, но латынь Лиза не проходила, а у секретарши – надменной платиновой блондинки – спрашивать перевод не решилась.
– Это вы Кузьмина? Присядьте здесь, – девица указала ей на старинное кресло с витиеватыми подлокотниками. – Кофе будете?
– Спасибо, нет, – отказалась Лиза.
Нельзя сказать, чтобы она чувствовала себя неуютно или стеснялась, – но блеск натертого паркета, лепнина на потолке и антикварная мебель ее несколько подавляли.
– Владимир Николаевич освободится через пару минут, – проинформировала секретарша. – Можете пока почитать журналы, – небрежный кивок на тонконогий, опять же антикварный, столик.
Журналы – сплошь про экономику, причем на иностранных языках, – Лизу не заинтересовали. Она с любопытством разглядывала обиталище олигарха и (с не меньшим интересом) дорогой костюм его секретарши.
Когда обещанные две минуты истекли, а глазеть на холодный антиквариат и высокомерную рожицу секретутки надоело, Лиза достала из сумочки «Уметь и сметь», зашелестела страницами. В этот момент дверь кабинета и распахнулась. На пороге появился Макеев.
Лизе всегда казалось, что олигарх – это нечто особенное. Особая стать, демонический взгляд, умные речи… Но в Макееве никакой «олигархической специфики» не обнаружилось: молодой, остроносенький, в мятой рубашке. И еще – очень снулый, будто всю ночь вагоны с углем разгружал. Глаза потухшие, рот кривится в зевоте – чудится, сейчас грохнется на свой дорогой паркет и уснет.
– Здравствуйте, – смущенно поздоровалась Лиза.
Начала вставать из неудобного кресла, неловкое движение – и «Уметь и сметь» тут же грохнулась на пол.
От резкого звука олигарх поморщился. Секретарша наградила Лизу неприязненным взглядом, а Макеев вяло, без выражения, без пауз, сказал, обращаясь сразу к обеим. Получилось у него следующее:
– С Мироновым не соединяй аспирину мне разведи ты проходи времени у нас десять минут.
Печальная селедка какая-то, а не олигарх.
Лиза подхватила с пола «Уметь и сметь», прошла в кабинет, села – разумеется, Макеев усадил ее в низкое неудобное кресло, а сам поместился за монолитным столом.
– Слушаю вас, – сказал олигарх равнодушным голосом.
А Лиза вдруг почувствовала странное головокружение… и потом с языка вдруг сорвалось: «Nullum est jam dictum, quod non sit dictum prius».
Сказала – и замерла. Она совершенно не понимала, что значит только что произнесенная фраза. Одно ясно: это выпалила не она, а опять проснулся ее «карлик». Похоже на латынь, причем не косноязычную, на которой говорят врачи, а самую настоящую, из древних времен.
– Что-что? – слегка оживился Макеев.
«Если б я знала что!»
Но ответ, опять же с помощью «карлика», пришел тут же.
– Как – что? – не без ехидства сказала Лиза. – Я думала, вы по-латыни понимаете, раз на входе в ваш пентхауз латинский лозунг висит.
– А вы знаете латынь? – все больше оживал олигарх.
– Естественно, – пожала плечами Лиза.
Олигарх ей, кажется, не поверил:
– И что написано на входе?
Лиза со знанием дела отвечала:
– Это – цитата из Сервия ( господи, кто ж он такой, этот Сервий?! ): «У каждого места свой гений». Это, наверное, про вас.
– Наверное, – ухмыльнулся олигарх. – А сейчас что вы сказали?
– Я подумала, что к вашей книге можно было бы дать эпиграф из Теренция: «Нет ничего сказанного, что не было бы сказано раньше» .
Ничего себе ее «карлик» дает! То Сервия ей цитирует, то Теренция – что это, интересно, за перцы? Явно древнеримские – но кто конкретно? Продолжение фразы Лиза добавила уже лично от себя:
– Я имею в виду, что ваша книга – это гениальная компиляция. То, о чем вы пишете в «Уметь и сметь», – давно известно. Но вы очень талантливо все скомпоновали. К тому же ваша фамилия на обложке деловой книги – как знак качества. Именно поэтому мы и хотели отрецензировать вашу книгу в одном из ближайших номеров.
– Интересная ты девушка, – покачал головой олигарх.
Он снова полуприкрыл глаза: делает вид, что устал и сейчас уснет, но тут даже ведьмой быть не надо, чтобы понять: «сонная маска», которую нацепил на себя Макеев, – это всего лишь игра. Мигрень у сильных мира сего, конечно, бывает, и не высыпаются они, и устают, – только все равно и надеяться нечего обдурить магната, потому что он вроде сонный.
По крайней мере Лизе обмануть Макеева не удалось. Он посмотрел ей в глаза – нарочито ленивым, сонным взглядом – и спросил:
– Ну, и зачем тебе это надо?
«Может, мне тоже ему «тыкать» начать? А что, он ненамного меня старше… Нет, язык не поворачивается: все-таки олигарх!»