На корме «Паджеро» загорелись белые фонари заднего хода.
– Они возвращаются, – ликующе прошептал Степа.
Когда выпрыгнул из «уазика» уже на самой обочине трассы, он сильно ударился о припорошенные снегом камни плечом и ногой. Но сейчас Степан не чувствовал никакой боли. Адреналин бушевал в его крови.
– Возвращаются, – эхом откликнулся Петя.
– Действуем по плану, – скомандовал Степа. – Ты, Петро, за мной. Валюха, ты нас прикрываешь.
Двигаясь задним ходом, джип остановился метрах в двадцати, не доезжая до лежавшего на боку «уазика». Григорий Олегович, не отрываясь, смотрел назад. В свете габаритных огней была видна милицейская окраска машины и ее беспомощные колеса. Что творилось в кабине, не разглядеть, и вокруг «канарейки» он тоже не замечал никакого движения.
– Давай ты, – скомандовал Григорий Олегович охраннику, сидящему рядом с ним на заднем сиденье, – сходи глянь, что там. Оружие к бою приготовь.
– Сам знаю, – процедил сквозь зубы охранник, выпрыгивая из теплого джипа на стылый асфальт.
Валя лежала на снегу в кювете возле «уазика». В руке она держала пистолет. Патрон дослан, предохранитель спущен – все как учил Степан. Она помнила их многочисленные тренировки: хорошенько прицелиться, не дергать рукой и не дышать, когда спускаешь курок.
Она видела, как, прячась в глубоком кювете и согнувшись в три погибели, Степа и Петр, пригнувшись, бегут вдоль обочины, увязая в снегу, по направлению к джипу. До него было метров тридцать.
Затем она увидела, как открывается задняя дверца «Паджеро» и оттуда на асфальт выпрыгивает могучий детина.
Он не спеша идет к опрокинутой машине – и к ней, Вале. Он не видит ни ее, ни двух теней, скользящих к джипу. Через несколько секунд он подойдет к «уазику», заглянет в разбитые окна – и различит, что там внутри никого нет. И поймет, что это засада.
Валя так сжимала рукоять пистолета, что пальцы у нее побелели.
Степан и Петр достигли джипа.
– Вперед, братан, – шепнул Степа и хлопнул Петю по плечу. – Все будет хорошо.
И они вдвоем выскочили на дорогу из кювета.
Дикий грохот разорвал до того безмолвную ночь. Валя испуганно повернула голову в сторону темного «Паджеро» и увидела: две фигуры стоят в полный рост на обочине метрах в трех от него.
Один человек находится сбоку от машины и чуть сзади. Другой – сбоку и немного впереди. В руках оба парня сжимают направленные на джип пистолеты.
Пистолеты плюются огнем. Выстрелы звучат один за другим, без перерыва. Треснули и разлетелись стекла джипа.
Внутри у Вали, лежащей в кювете на снегу, все леденеет. «Степа, Петя! Зачем вы это делаете?! Кто вас просил стрелять?!»
А тот охранник, что подошел к «уазику» и, стало быть, находится рядом с Валей, быстро разворачивается в сторону выстрелов и поднимает зажатый в руке «калашников». Затем он открывает ураганный огонь по парням, атакующим «Паджеро».
И один из нападавших – падает. Валя охает, но не успевает разглядеть и понять, кто это – Петя или Степан.
И тогда... Что ей остается делать?!. Тогда она вытягивает зажатый в обеих руках свой пистолет и, почти не целясь, выпускает в спину охраннику, находящемуся от нее метрах в пяти, всю обойму...
...Через минуту все оказалось закончено. Охранник лежал рядом с «УАЗом». Он был недвижим. В руках он сжимал бесполезный автомат. Валя старалась не глядеть на него. Было очень похоже, что она его убила.
Валя подбежала к джипу. Все стекла в нем были высажены. Изнутри никто не стрелял, обе дверцы распахнуты настежь.
На асфальте рядом с машиной лежит Петя. Он лежит в луже, казавшейся черной.
Черными, глянцевыми были и Петина рука, и бок. А лицо стало бледным-бледным. Нос заострился.
А Степки нигде не видно.
Валя склонилась над Петром.
– Петя – что?
Глаза парня смотрели затуманенно, потусторонне.
– Кажется, мне каюк, – покашливая, прошептал Петя. При каждом слове из его рта выливалась тоненькая струйка крови. Потом он с усилием глотнул и добавил: – А все-таки хорошо, что я тебе сказал, что люблю...
Валя опустилась перед ним на колени, она хотела сказать, что все будет хорошо, все нормально, что Петя обязательно выздоровеет, однако в этот момент изнутри джипа донесся ликующий крик Степы:
– Есть! Деньги – есть! Ребята, мы богаты!..
На следующий день после возвращения из Бараблина Алиса проснулась с непривычным чувством человека, у которого теперь есть цель в жизни.
Супруг давно уехал на работу. Вчерашнее возвращение Алисы они с Вадимом отметили бутылочкой «бордо медок» и бурным сексом. А после ночи любви (Алиса стала чувствовать подобное только сейчас, с Вадимом) ей и спалось лучше – словно в детстве, когда родители были еще живы, – и просыпалась она свежей и бодрой.
Похоже, зацепил ее сердце Вадим, разбудил в ней чувство, сделал Алису настоящей женщиной.
И теперь, не предаваясь утренней неге, Алиса в хорошем темпе позанималась на тренажерах, приняла душ, позавтракала. Затем оделась, накрасилась – сегодняшнее мероприятие потребует очень скромных одежд (джинсы и водолазка от «Армани» подойдут) и минимума косметики.
Стараясь, чтоб болтливая Вероничка не застигла ее («Как ты, Алиса, съездила в свою Тмутаракань?»), она выскользнула из дома, прошла к гаражу. По пути бросила любопытствующей домработнице Варьке: «Я – в город по делам. Вернусь поздно». И, невзирая на готовые сорваться с языка Варьки вопросы: «Зачем в город? По каким таким делам?», оседлала свой «Лексус» – и была такова.
Довольно скоро она влилась в пробку на Кольцевой.
Путь от Осташковского шоссе до Калужского занял час с четвертью. Попутные водители, соседи по пробке, взирали на красотку-шатенку в «Лексусе» с благоговейным уважением. Алиса слушала попеременно то радио, то музыку на CD. Заниматься обычным для машины делом – английским языком – охоты не было. Все равно из-за похорон тети Веры и своей поездки Алиса пять дней пропустила – пропустит и шестой.
Наконец она свернула по указателю «Хованское кладбище».
Здесь были похоронены ее родители.
Алиса ездила на кладбище нечасто – примерно раз в полгода. Бывала там без определенного графика, не на Пасху или Красную горку, когда к могилам вся Москва стекается, а в дни, когда накатывала грусть или боль.
Дорога к погосту шла мимо свалки. «Очень символично, по-русски, – подумалось Алисе. – Или по-советски? Свалка старых вещей находится рядом со свалкой людей...» Во всяком случае, милое бараблинское кладбище, на котором позавчера похоронили тетю Веру, – песочек, сосны, щебет птиц – выглядело куда любезней сердцу, чем этот многокилометровый погост.