Если хочешь еще раз спасти мне жизнь, черкани что-нибудь в ответ, ладно?
А то я тут точно помру.
До свидания, кудряво-пушистая! Выздоравливай.
Доброжелатель-римлянин».
Эмма, заслышав в коридоре шаги Ромкиной мамы, едва успела выхватить письмо у парня из рук.
— Приду завтра! — прошипела она и скрылась за дверью.
А Рома, спрятав Юлино письмо под подушку, блаженно улыбался.
— Сыночек, тебе плохо? — беспокойно спросила мама.
Знала бы она, что таким счастливым ее сыночек не чувствовал себя с тех пор, как после первого класса начались его первые в жизни летние каникулы!
Между влюбленными завязалась переписка.
Бедняжке Эмме приходилось курсировать между больницами по два раза в день.
— До чего меня довели, а? С меня уже юбки спадают! На улице никто не узнает! — жаловалась она подруге, в то время как та строчила очередное послание своему милому.
— Хорошо, что не узнают, — механически отвечала Юля, обдумывая очередную фразу. — Богатой будешь.
— Если раньше не умру от истощения! — фыркала Эмма и, подколов юбку булавкой, безропотно спешила доставить очередное письмо.
Вновь установилась жара. В обеих больницах было невыносимо душно, но влюбленные не замечали ни погоды, ни времени. Они и жили-то от одного письма до другого.
Первое время мама Ромы настороженно относилась к неизвестно откуда появившейся Эмме. Роме пришлось представить ее как сердобольную приятельницу своего друга Васи, ученицу медицинского колледжа, которая, прослышав о Роминых бедах, вызвалась навещать его.
— Видишь, какие душевные люди бывают! — со временем Эмма начала нравиться Роминой маме все больше и больше. Девочка помогала прибирать палаты, мыть полы, делать другую санитарскую работу. Больные вскоре уже души в ней не чаяли, а завотделением предложил выписать зарплату. Однако девочка отказалась.
— Оставьте эти деньги себе! — сказала она заведующему. — А я у вас бесплатно буду работать. Мне это просто нравится.
Переписка велась тайно от родителей. Письма превратились в летопись больничной жизни, в исповедь друг другу. Оказалось, что у них действительно много общего — они слушали одну и ту же музыку, одинаково оценивали людей, смотрели на мир.
«Мой день начинается с громких криков дворников, лязганья под окном мусоровоза и вредной медсестры, которая с садистской улыбкой упорно будит меня в семь утра и сует под мышку градусник. Как будто нельзя дать несчастному больному человеку поспать подольше! Правда, я и с градусником продолжаю спать, удивительно, как еще не разбила ни одного. Честно говоря, я бы хотела просыпаться только для того, чтобы прочитать твое письмо и отправить ответ», — писала Юля.
«А мой день начинается со звука спускаемого туалета. Акустика здесь, как в Большом театре. Только музыка другая. Потом начинается ругань — двое мужиков за стенкой, в соседней палате, никак не договорятся насчет форточки — один все закрывает ее, а другой — открывает. Вчера чуть не подрались — была жара, и тот, который все время мерзнет, чуть не довел остальную палату до теплового удара. Они решили коллективно набить ему морду, однако подоспел врач и мерзлявого перевели в коридор. Он теперь все время жалуется на сквозняки. Медсестра ко мне вообще не заходит, температуру измеряет мама, сама же и записывает ее в график. Что я весь день делаю? Слушаю плеер (наконец-то принесли зарядку!), читаю… А ты читать-то умеешь?»
«Читать? А что это такое? Научите меня, дяденька! А если серьезно — бесконечное лежание в четырех стенах действительно располагает к чтению. Хотя у меня есть и телевизор, и DVD-плеер, и компьютер (правда, без Интернета), но все это уже так надоело, все время одно и то же! Пересылаю тебе с Эммой отличную книгу — там почти что про меня. Только угадай, о ком я говорю!»
«О том парне, главном герое! Угадал? Если да, то вот какая интересная вещь — мы с тобой полностью совпадаем. Потому что про этого парня — это и про меня».
«Надо же! Значит, мы с тобой — близнецы, что ли?»
«Нет. Просто два в одном».
Бывало, что они писали и о своем верном почтальоне — Эмме.
«Твоя подружка сегодня хорошо выглядела, — одобрял Роман. — Ее волосы были покрашены в девять цветов. Мне очень понравилось, особенно там, где синело».
«Странно, что только девять! Обычно она красится не меньше, чем в пятнадцать… Мы ее совсем загоняли, бедную Эмму!»
«Бедная Эмма оказалась на редкость богатой! Мама рассказала, что сегодня она в буфете расплачивалась за бутылку воды стодолларовой бумажкой. Продавщица на уши встала, пока сдачу набрала!»
«Надо было у санитарок попросить. У нас тут все расплачиваются с ними долларами».
Переписка продолжалась до тех пор, пока вначале Юле, а потом и Эмме не купили мобильники.
В этот день Эмма решила сделать друзьям сюрприз. Она ничего не сказала Юле и пришла к Роме без письма.
— Почему? — заволновался тот.
— А вот поэтому! — Эмма не стала мучить парня и сразу же протянула ему мобильник. — Звони! — Она назвала номер.
Не веря своему счастью, Рома взял трубку, дрожащими пельцами набрал номер и замер в ожидании ответа.
Юля слушала плеер, поэтому не услышала звонка. Мобильник взяла мама.
— Алло! — ответила она. — Я слушаю!
Испуганный Роман передал трубку Эмме.
— Это ее мама! Что делать?
— Теть Наташ, это Эмма! — бойко затараторила Юлина подружка. — Как там наша художница?
— А, Эммочка! Здравствуй, здравствуй. Художница здесь! Сейчас позову, — мама передала трубку Юле, та приложила ее к уху и вместо веселого баска подруги услышала прерывающийся голос Ромы:
— Юля, это я! Ты… сейчас можешь говорить?
— Д-да, — просипела Юля севшим голосом и быстро отвернулась к стене — чтобы мама не увидела покрасневшие щеки. — Да, Эмма, все в порядке, говори.
Мама снова принялась за вязание, но Юля чувствовала, что она ловит каждое слово.
А в Ромкину палату в это время вошла его мама. Она недовольно посмотрела на прижимающего к уху трубку Рому, потом укоризненно взглянула на Эмму. Роман понял, что и ему придется соблюдать маскировку.
— Да, Вася, это я! — ответил он, накрываясь с головой одеялом. Она ответила, он говорит с ней! Сердце прыгало в груди как бешеное.
— Неужели тебе наконец-то купили мобильник?
— Нет, Вася, мне дала его Эмма.
— Передай ей большой привет и огромное спасибо!
— Передаю, она как раз тут сидит, рядом.
— Как ты себя чувствуешь? — Юле было неважно, что говорить, лишь бы слушать его голос.