– Опять контрольную? – взвился Смыш. – Мне это надоело уже! Мы же в пятницу писали! Просто дежавю какое-то.
– А что такое «дежавю»? – спросила я.
– А ты не знаешь? – удивился Смыш.
– Я же английский учу, а не французский! – огрызнулась я.
– Дежавю – это когда тебе кажется, что такое, как сейчас, уже происходило раньше, – терпеливо объяснил Смыш, и вот тут-то я и вспомнила про письмо в своей сумке. Вытащив конверт, я протянула его соседу:
– Как освободишься, не посмотришь, это фуфло или нет?
– Как! Опять письмо?! Нет, это точно дежавю! – схватился за голову Смыш. – И откуда только ты свалилась на мою голову!
Да, неделя для него начиналась непросто. Но после вчерашнего совещания в кафешке я прониклась к нему доверием, так что деваться бедолаге все равно было некуда.
Я наклонила голову, надула губки и изобразила обиженного ребенка. Прием сработал: Смыш со вздохом открыл конверт и прочитал вслух:
«Отдай путевку в Сингапур, а не то я всем все про тебя расскажу. Сегодня в семь, за гаражами».
Ох, не зря я опасалась этого письма! Меня как будто ледяной водой окатили, поставили на место, и стильная тусовщица Александра вмиг испарилась. Я снова стала Сашулей номер… не два, а двадцать два, самозванкой и интриганкой, которая не имела никакого права ни на Сингапур, ни на Пузырева, ни на Милана... Ни на свой новый гламурный имидж!
– Что скажешь? – я с надеждой посмотрела на Смыша: только он мог теперь спасти меня.
– А что мне за это будет? – помолчав, осторожно поинтересовался этот гад.
– А что ты хочешь? – оторопев, переспросила я. Интересно, это и есть то самое «дежавю»?
– А что ты можешь предложить? – в тон мне ответил Смыш. Неужели и он играет с девчонками «ВКонтакте»?!
Но мне было не до игр, поэтому я решительно пресекла стрельбу вопросами и произнесла:
– Все, что захочешь!
– Да? – удивился Смыш. А потом замолчал и начал краснеть. Он краснел так долго и так сильно, что веснушки на его лице совсем побелели.
И тут до меня дошло.
– Ни за что! – взвилась я в благородном негодовании. – Да как ты смел даже подумать об этом! Да как тебе такое в голову пришло!!
– Тогда гони сто рублей! – быстро согласился Смыш и протянул под партой руку. Я перевела дух и вложила туда сотню и письмо со словами:
– Вот так-то лучше!
Смыш осмотрел конверт, понюхал письмо, еще раз пробежал его глазами и отдал мне со словами:
– Фуфло! Какой-то чудак придуривается. Из наших одноклассников. Вернее, одноклассниц.
– А как ты догадался, что он… она – из нашего класса?
– Ты что, не узнала листочек? Это же из тех блокнотов, которые мы вам на восьмое марта дарили, помнишь? Каждая страничка – с дурацкими цветочками. Я еще тогда спорил с парнями, уговаривал купить вам по ручке.
Я вырвала у него листок, понюхала... Да, пахло явно нашим классом. Вернее, запахом, который я последние дни просто преследовал меня – я никак не могла определить, что это за духи и от кого так пахнет, и ужасно бесилась.
– И что мне теперь делать? – я с надеждой посмотрела на Смыша.
– А ничего! Выбросить и забыть.
– Но тут же написано, что он всем все про меня расскажет!
– Мы уже решили, это не он, а она, – назидательно произнес Смыш.
– Ну она... Если она, то это еще хуже! – ужаснулась я. – Девчонка про девчонку такое может понарассказать! Особенно про одноклассницу.
– Ну и что, например? – скептически хмыкнул Смыш.
– Ну, как мы в женской раздевалке красимся...
– Удивила! Кто ж этого не знает! – хихикнул Смыш.
– Ну, еще мы там курить пробовали...
– И это не тайна! Ты вообще насчет женской раздевалки не парься, мы и так знаем обо всем, что вы там делаете...
– Да? – На мое счастье, Туча отвернулась, и удар учебником по Смышевой голове остался незамеченным ею.
– Если так будет продолжаться, ты испортишь мой главный рабочий инструмент! – прошипел Смыш, потирая шишку. – Ладно, проехали... Так, что у тебя еще?
– Ну, мы там на стене писали... И еще я отметки в дневнике подделывала... И в журнале... И с Васей Садовниковым целовалась...
– Так... – Смыш задумчиво посмотрел на меня, а потом подвинул к себе письмо. – Пожалуй, тебе действительно есть, что скрывать. И тот – или та, – кто забил тебе стрелку, хорошо знает все твои тайны... И значит, сегодня в семь тебе надо идти за гаражи.
– Но я не могу! Я не могу сегодня в семь быть за гаражами! – я почти что кричала – удивительно, как это Туча ничего не услышала. Наверное, потому, что она в этот момент распекала Катю Решетняк по прозвищу «Крейсер».
– Почему? – удивился Смыш.
И я выложила ему все, чего он пока не знал, – про переписку с певцами и свидания, которые были назначены на семь и восемь.
Смыш слушал молча, нервно кусая губы. Лицо его снова начало краснеть.
– Теперь ты понимаешь, что я никак не могу в семь быть за гаражами? Это просто исключено! – закончила я.
– Не знаю, не знаю, – пробормотал Смыш, склонившись над листком с контрольной. Он принялся что-то быстро писать и, казалось, полностью забыл обо мне.
«Неужели контрольную пишет?» – с негодованием подумала я, но, похоже, так оно и было: Смыш как ни в чем ни бывало строчил ответы на вопросы.
Я ткнула его в бок с такой силой, что у него на носу подпрыгнули очки:
– Ну и? Не увиливай! Говори, что мне делать!
– Что хочешь! – сердито бросил Смыш, потирая бок. – Отстань. Задолбала уже со своими проблемами!
Я уставилась на него в изумлении: это так он разговаривает СО МНОЙ? Звездой вчерашнего бала? Подругой Милана и Пузырева?! Нет, что ни говори, а хоббит проявлял чудеса мужества и героизма! Или идиотизма.
Я многозначительно молчала, ожидая, что он одумается, но Смыш как ни в чем ни бывало вернулся к контрольной, снова забыв о моем существовании.
Наконец я потеряла терпение и сладко прошептала ему в ухо:
– А если я тебя еще раз двину?
– И у тебя поднимется рука на маленького? – внимательно посмотрел на меня Миша, и злость мою как рукой сняло.
– Ладно, извини, – вздохнула я. – Просто я действительно не знаю, как поступить. Посоветуй что-нибудь, а?
– Я думаю, в семь тебе надо быть за гаражами, это важнее, – веско произнес Михаил. – А свидания можно перенести на другой день.
– Но за гаражами – это же самое страшное место в районе... Там стройка рядом и кладбище... Как я могу пойти туда одна?