Анна встала со стула и тенью прошла мимо Лены. Добравшись до кабинета, она плотно затворила дверь и, не включая света, заползла под плед. Внезапно в дверь постучали.
— Я тебе в спальне постелила, пойдем? — дотронулась до ее плеча Лена.
— Нет, — не поворачиваясь, ответила Анна. — Я не могу больше видеть ту кровать. Не беспокойся, пожалуйста. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — вздохнула Лена и, поправив плед, вышла в коридор.
Посмотрев по сторонам, она обнаружила на полке в прихожей сумочку Анны, нерешительно подержала ее в руках, затем расстегнула молнию и достала паспорт. Оглянувшись на дверь, она быстро переложила паспорт в одно из отделений собственной сумки…
…Костя сидел в офисе и тупо смотрел на лежавшую на столе микровидеокамеру. Откупоренная бутылка виски и стакан стояли тут же.
— Вот, — появился в дверях Хорин с кучей пакетов и сгрузил их на большой овальный стол для совещаний.
— Шашлыки, сулугуни, хлеб, минеральная, — перечислил он.
— Пир во время чумы? — усмехнулся вошедший следом Савицкий.
— Садись, гостем будешь, — понуро бросил Крылов. — Что-нибудь узнал?
— Сначала давайте выпьем, — предложил Виктор, — от мыслей и разговоров голова пухнет.
— Согласен, — Слава вытащил стул, присел и в блаженстве вытянул ноги. — Камеру обследовал? — спросил он у Кости.
— Если судить по батарейке, «сдохла» три дня назад. Аккумулятор был запитан к люстре, а я ее почти не включал. Штучка дорогая, а учитывая, что цифровая и дистанционная — сам понимаешь… Плюс все дополнительные устройства по приему и обработке. Одного не пойму: кому пришло в голову тратить такие деньги? Для чего? Поразвлекаться? Понимаю, когда такие вещи спецслужбы делают или конкуренты. Ну, вымогатели, в крайнем случае… Но чтобы вот так, ни за что ни про что нервы потрепать…
— Не переживай, найдем, — поднял свой стакан Савицкий. — И накажем! — чокнулся он с Костей и Виктором. — А ведь ты не первый, — неожиданно произнес он, раскрывая упаковку с шашлыком.
— То есть как?
— На сегодняшний день твой случай — четвертый. И это то, что я знаю. Но уверен, что от этого «режиссера-любителя» народу пострадало намного больше, — закусывая, поделился он информацией. — Просто не все выносят сор из избы. Пока имеем разрушенную семью, потерянный пост в министерстве, смерть одного весьма уважаемого чиновника.
— Как это? — недоверчиво покрутил головой Виктор. — Убили кого, что ли?
— Считай, что так…
Слава поставил пластиковый контейнер обратно на стол, вытер губы салфеткой: он словно раздумывал.
— Ладно, вам расскажу. Как ни крути, вы тоже причастны к этой истории. Речь идет о Семчукове…
Услышав фамилию, Крылов с Хориным тут же перестали жевать и удивленно уставились на него.
— Так ведь у него был инфаркт…
— Инфаркт, — согласился Савицкий. — После такого не то что инфаркт… В общем, ему тоже передали кассету. Как вы думаете, кто на ней был?
— Жена, что ли? — предположил Виктор. — Так ей за пятьдесят!
— Правильно, не жена… Дочь. И не одна, и не вдвоем…
— Алина?! — в один голос воскликнули Костя с Виктором.
— По просьбе одного уважаемого мной человека, Локтионова между прочим, — взглянул он на Костю, — моя служба безопасности уже четвертый месяц ищет этого «режиссера». Ну что, еще по одной?
После второй рюмки в кабинете повисла долгая пауза.
— При всем при том, что она нам устроила, ей не позавидуешь, — вздохнул Хорин.
— Зато есть два случая, когда мы знаем главных героев. Плюс вчерашний, с Анной. Сопоставив каждую мелочь, можно его вычислить.
— Ты считаешь, случай с Анной связан со всем этим? — бросив взгляд на видеокамеру, хмуро спросил Костя.
— Сто процентов. И нужна им была она, а не ты, хотя следили за тобой. Иначе как они могли узнать, что она прилетела? Вручив кассету, а дальше, ожидая реакцию, просто шли следом. Умно сработано, со знанием женской психологии.
— А почему ты решил, что следили за мной?
— Потому что на конверте было написано «Анна Балайзер». Значит, информация о прилете взята не из компьютера. Там всех регистрируют по фамилии в паспорте, а она ее не меняла.
— Верно. Но о Балайзере до сих пор знает узкий круг лиц: я, Виктор, Лена. Еще ты. Правда, в Интернете было много информации. В частности, и о том, что он ее удочерил…
— Значит, этот человек владеет иностранным, английским, например…
— Он мог услышать об этом в тех же Штатах, а потом приехать сюда и случайно с ней столкнуться. И скорее всего, весной, — рассуждал Костя. — Проследили, где живет, узнали, что собирается вернуться обратно, установили видеокамеру… Но как?! — стукнул он кулаком по столу и вдруг замер. — Кажется, вспомнил… Электрики!
— Вряд ли они нам помогут, — задумчиво произнес Слава после его рассказа. — Скорее всего, они были просто пешки в этой игре — Но дать зацепку могут. Надо сделать все, чтобы найти полную версию фильма, — неожиданно добавил он. — И если ты уверен. что с этой журналисткой у тебя в тот день ничего не было, сможешь оправдаться перед Анной.
Едва до Крылова дошел смысл его слов, он непроизвольно сжал кулаки и процедил сквозь зубы:
— Я этого гада из-под земли вырою!
Обсуждение инцидента продлилось далеко за полночь. Приблизиться к ответу на вопрос, кому и зачем это было нужно, они так и не смогли, как и не смогли ухватить логическую нить всего, что произошло. Ясно было одно: первое, нужно как можно подробнее расспросить Алину и, второе, найти тех, кто делал в квартире плановый осмотр.
Понимая, что не зная лично Савицкого, Алина вряд ли что ему расскажет, решили разделиться: утром Слава навестит Анну и подробнее расспросит обо всем, что с ней произошло после того, как покинула квартиру, а Костя с Виктором должны были во что бы то ни стало разыскать Семчукову. ЖЭС решили оставить до понедельника.
Анна долго смотрела в потолок. Голова не болела, ничего не плыло перед глазами: все предметы имели ровные четкие контуры. Мысли тоже не были расплывчаты и в то же время не выстреливали короткими очередями, как случалось во время напряженной работы мозга. Два прошедших дня напоминали два старых черно-белых снимка.
Леденящая пустота,
Эхо гулкое стынет вокруг.
То звенит в ушах тишина,
Надрывая застывший слух.
Нет желаний, и слово «жить»
Означает — существовать…
Остается лишь немо выть
Оттого, что нет сил кричать,
В этой ломке, когда ужом
Крутит тело от горьких мук!
Нестерпимо болит душа,