— Да, — тот протер очки и снова надел их.

— И ничего у них не спросили?

— Нет, ничего. Я не придал этому значения. Простите, Игорь Гаврилович, я, кажется, подвел и вас.

— Я бы тоже разрешил и не придал бы этому никакого значения, — благородно ответил Добровольский. — Но теперь-то вы понимаете, что арестованные вами офицеры не имеют к этому хищению никакого отношения?

— С ними решим потом, — отмахнулся Земсков и, обращаясь к руководителю смены, спросил: — Вы лично руководили погрузкой?

— Конечно.

— И вы лично закрывали машину?

— Разумеется. У нас очень строгие правила.

— И автомобиль потом нигде не останавливался?

— По-моему, нет. Он сразу поехал к проходной, чтобы доставить груз на станцию. Там груз перегружают, пломбируют и отправляют для складирования.

— Значит, вы должны были видеть, что, кроме отходов, в машину грузятся и ЯЗОРДы? — снова не сдержавшись, рявкнул Земсков.

— Нет, я ничего не видел, — все так же не повышая голоса, ответил руководитель смены. — И вы напрасно так нервничаете. При мне никаких зарядов погрузить не могли. Это исключено.

— А вот академик Финкель считает, что заряды вывезли именно с радиоактивными отходами, — показал на академика Земсков, — или вы ему тоже не доверяете?

— Ему доверяю, — ответил допрашиваемый, сделав ударение на первом слове и демонстрируя полное презрение к генералу ФСБ, — но при мне ничего подобного не грузили. Иначе я бы немедленно остановил погрузку. Грузили только отходы.

— Вот чем должна заниматься прокуратура, — показал на руководителя смены генерал Земсков. — Вы ведь возбудили уголовное дело, а ничего не проверяете.

— Когда вы закончите, я тут же начну проверку, — спокойно ответил прокурор. — По-моему, сейчас важнее установить не конкретную личность виновного, а место нахождения самих зарядов.

Он был прав, и Земскову оставалось только проглотить и этот упрек.

— Вот план Центра, — показал на схему Ерошенко, решивший, что пора вмешаться, — пусть он начертит путь автомобиля. Где он загружается и как идет к воротам. Пусть все покажет на схеме.

Земсков вспомнил, что руководитель смены — сотрудник Министерства обороны и формально проходит по ведомству военной контрразведки. Водитель тоже был военным. Можно будет в крайнем случае доложить, что ФСБ обнаружило пропажу контейнеров, в хищении которых виноваты военные, подумал он с облегчением.

Руководитель смены подошел к столу и быстрыми, четкими движениям карандаша начертил схему. Ерошенко и Земсков наклонились над схемой. К ним подошел Добровольский.

— И автомобиль нигде не останавливается? — уточнил Земсков.

— Останавливается, — вдруг сказал академик Добровольский. — Вот здесь останавливается, у основных корпусов. Это запрещено, но обычно мы вывозим и другой мусор, который нам не нужен. Вот здесь останавливается.

— Рядом с лабораторией Шарифова, — прочитал Ерошенко по схеме, поднимая голову. — Чего же вы молчали?

— Я не молчал. Вы спросили, и я вам показал. А раньше вы не спрашивали.

— Немедленно найдите водителя машины, — потеряв всякое терпение, приказал Земсков, глядя на полковника Машкова. Тот поспешил выйти из кабинета.

— Кто вы по званию? — спросил Ерошенко у руководителя смены.

— Майор, товарищ генерал.

— Товарищ майор, как вы считаете, могли ли во время остановки погрузить в машину два похищенных из хранилища заряда? Отвечайте честно, как офицер. Могли или нет?

Все замолчали. Земсков скрипнул зубами. Вспомнил про офицерскую честь. Еще бы про присягу напомнил.

— Могли, — мужественно ответил майор. — Думаю, что могли.

— Спасибо, — кивнул Ерошенко.

«Вечно так, — зло подумал Земсков, — мы расхлебываем то, что делают военные. Им нужно было следить за порядком в Центре, а не про офицерскую честь помнить».

— А почему вы разрешили поменять смену? — снова спросил он у Кудрявцева. — Тем более, если раньше таких прецедентов не было.

— Ребята попросили, — пожал плечами Кудрявцев. — Я даже забыл про этот случай. А потом они так нелепо и трагически погибли.

— Они чем-то обосновывали свою просьбу?

— Нет. Просто сказали, что им нужно поменяться.

Земсков хотел задать еще много вопросов. Его немного смущали эти академики, которые были теперь совсем не нужны. Он уже собирался попросить их выйти из кабинета, когда в комнату ворвался Машков.

— Его нигде нет, — доложил он тяжело дыша, его нигде нет.

— Кого?

Генерал не хотел признаваться, что уже просто начал бояться неприятностей этого дня. Он-то посчитал, что все они кончились, он еще не знал, что самая главная неприятность ждет его впереди.

— Водителя грузовика, — доложил Машков. — Мы нигде не можем его найти.

— Так, — злым голосом сказал Земсков, глядя на Ерошенко. Если исчезает военнослужащий, то это уже прямое дело ведомства Ерошенко. Пусть они покажут, на что способны. Это их проблема.

— Как это исчез? — поднялся Ерошенко. — Где он сейчас?

— Его нет ни дома, ни на службе. Вчера ночью он не пришел ночевать. Жена не беспокоилась, думала, что он на дежурстве. Его нигде нет со вчерашнего дня.

Ерошенко посмотрел на Земскова. Оба генерала поняли, что их главные проблемы еще только начинаются.

Санкт-Петербург. 7 августа

Сухарев хорошо знал, как провозятся нужные грузы. Сириец не впервые поручал ему подобные дела. В этом не было ничего сложного. Все документы на вагон оформлялись, как полагается. И затем в середине вагона бережно укладывалась «посылка», которую следовало перевезти. Обычно перевозили лесоматериалы и бумагу, причем в обе стороны. Так что спрятать «посылку» было легко. Пограничникам и таможенникам, уже знавшим Сухарева в лицо, и в голову бы не пришло разбирать весь груз в вагоне, чтобы найти какой-нибудь ящик. И хотя по правилам сама погрузка должна была проводиться с участием сотрудников таможенных служб, кто следил за этим, если получал щедрое вознаграждение?

Система коррупции в бывшем Советском Союзе по-своему уникальное и очень интересное явление. Если на западе страны взятку чиновникам нужно было давать за молчаливое одобрение или за прямую помощь, то ближе к северу чиновники начинали заниматься самым откровенным вымогательством. И если на северо-западе, в Прибалтийских республиках взятка была исключением, то на юге — самым обычным явлением, причем ее размеры принимали иногда невероятные размеры. А на севере страны она могла варьироваться в пределах одного ящика водки или хорошей закуски.