Двери медленно открылись. Генерал-полковник, директор Центра, Сырцов, Шарифов, Машков и сопровождавший их генерал-майор прошли дальше. Офицеры остались у входа. Им было запрещено входить в хранилище.
Прибывшие нестройной колонной прошли по коридору. Директор показал на дверь, ведущую в следующий зал.
— Все заряды там, — сказал он. — Но туда мы обычно не входим без должной экипировки. Там все в порядке. Мы проверяли три дня назад. Все тридцать два заряда на месте. Еще вопросы есть?
— Нет, — весело сказал генерал-полковник, — все и так понятно. Пойдем дальше.
— Есть, — вдруг подал голос полковник Машков.
Все обернулись на него.
— В чем дело? — нахмурился академик. — Вас интересует еще что-нибудь?
— Я хотел бы войти в следующий зал.
— Но это довольно сложно. В таком виде вам туда входить нельзя. Нужно переодеться.
— Я настаиваю, — упрямо сказал Машков. — Мне нужно войти внутрь.
Директор Центра рассерженно обернулся на Михаила Кирилловича. Генерал-полковник пожал плечами. Он не хотел ссориться с ФСБ, даже если перед ним стоял обычный полковник. В конце концов, это его не касается.
— Вы хотите попасть внутрь? — растерянно спросил академик.
— Да. Я за тем и приехал. — Машков твердо смотрел на директора Центра. Тот выдержал его взгляд, пожал плечами и обратился к Шарифову:
— Рафаэль Юсупович, переоденьтесь вместе с гостем и войдите в хранилище. Михаил Кириллович, вы тоже хотите пройти туда?
Генерал явно не хотел. Он вообще не любил и боялся подобных видов оружия. Но выглядеть трусом в глазах своих подчиненных ему не хотелось. Тем более в глазах этого хамоватого полковника из ФСБ.
— Да, — сказал генерал, — я тоже войду в хранилище.
Директор Центра, уже ничего не понимая, повернулся к Шарифову.
— Приготовьте все для наших гостей. Мы пойдем вместе.
Переодевание заняло довольно много времени. На Михаила Кирилловича опять с трудом подобрали тяжелый скафандр, защищающий от радиоактивного излучения. Когда все были готовы, дежурный офицер снова взял магнитные карточки у директора Центра и начальника службы безопасности, набрал номер шифра и впустил всех внутрь.
Академик с неприязнью смотрел на настырного полковника ФСБ. Только упрямых придурков ему здесь не хватало. Они подошли к дверям, и Шарифов набрал код шифра. Двери открылись. Внутри в стерильных условиях лежали в свинцовых ящиках ядерные заряды ограниченного радиуса действия. Директор, вошедший первым, быстро сосчитал их. Слава Богу. Все тридцать два на месте. Он торжествующе посмотрел на Машкова.
— У нас все в порядке, — сказал он довольным голосом, — вы просто заставили нас потерять целый час. Хотя, наверно, вам интересно предпринять такую экскурсию.
Машков вместо ответа начал внимательно осматривать ящики.
— Кто их опечатывает? — спросил он.
— Я сам. И делал это в последний раз в присутствии вашего предшественника из КГБ полковника Степанова, — с победным видом заявил академик.
— Наша организация сейчас называется ФСБ, — чуть улыбнулся Машков.
— Да-да, извините, из ФСБ, — поправился академик. — У вас еще есть вопросы?
— Нужно вскрыть все контейнеры, — вдруг заявил этот ненормальный полковник.
— Что? — не поверил уже и Михаил Кириллович. — Как это — вскрыть контейнеры?
— Необходимо вскрыть все контейнеры, — упрямо повторил Машков, — и немедленно все проверить.
— Но почему? — разозлился генерал. — Может, вы все-таки объясните?
— У нас есть заключение прокуратуры, — мрачно сказал Машков. — Они считают, что двое ваших ученых не просто так попали в автомобильную катастрофу. Им скорее всего ее подстроили. По странному совпадению именно эти двое в последний месяц работали в хранилище. Мы считаем, что необходимо проверить все контейнеры.
— Это опасно? — повернулся генерал к директору Центра.
— Нет, — пожал плечами Игорь Гаврилович, — просто мы проторчим здесь еще целый час.
— Я прошу вас вскрыть контейнеры, — продолжал настаивать Машков.
— Ну уж нет, — разозлился вдруг генерал, — для этого имеются специалисты. Нам всем не обязательно здесь присутствовать. — «В конце концов, и моему терпению есть предел, — гневно подумал он. — И храбрости тоже».
— Согласен, — кивнул Машков, — вы уходите, а я останусь с начальником лаборатории.
— Я тоже остаюсь, — решительно сказал Игорь Гаврилович.
— Я тоже, — не менее решительно добавил полковник Сырцов. Михаил Кириллович посмотрел на стоявших рядом людей. За масками не было видно их лиц. Он вздохнул и гневно приказал:
— Мы остаемся все. Начинайте вскрывать контейнеры.
Шарифов подошел к первому контейнеру. Сорвал пломбу, поднял тяжелую плиту. Показал подошедшему Машкову содержимое. Тот согласно кивнул головой. И они перешли ко второму контейнеру. Второй, третий, пятый, десятый. Все было в порядке. После пятнадцатого генерал перевел дыхание. Все не так страшно. И довольно быстро.
— Может, хватит над нами издеваться? — саркастически спросил он у полковника.
— У меня приказ, товарищ генерал, — сухо ответил Машков.
Генерал-майор уже не сдерживаясь закричал:
— Здесь все в порядке. При чем тут автокатастрофа? Чего ты ваньку валяешь?
— Я обязан проверить, — твердо отозвался Машков.
Двадцатый, двадцать второй, двадцать пятый… Нужно будет написать рапорт, чтобы этого типа отсюда убрали, раздраженно подумал Михаил Кириллович. Неврастеники здесь не нужны. Он уже представлял себе, что именно он напишет в рапорте, когда Рафаэль Шарифов открыл двадцать шестой контейнер. Заглянул в него и замер. За ним заглянул Машков и обернулся на стоявших рядом людей.
— Что? Что там? — закричал директор Центра.
— Он… пустой, — убитым голосом сообщил Шарифов.
Михаил Кириллович бросился к контейнеру, заглянул в него и замер. Потом растерянно посмотрел по сторонам, словно все еще не веря в случившееся. И, как при замедленной киносъемке, схватившись за сердце, начал медленно оседать на пол.
— Быстрее, — закричал Сырцов, — ему плохо. Его нужно вытащить отсюда.
Он наклонился и схватил грузного гостя под мышки. Шарифов помог ему вынести генерала из хранилища. Игорь Гаврилович, лица которого не было видно, подошел к контейнеру. Контейнер был зияюще пуст. Академик хотел выругаться, но вспомнил про микрофон. И только заскрежетал зубами, чувствуя, что начинает задыхаться в скафандре. И, сорвавшись, все-таки выдавил какое-то ругательство. А наверху уже выла сирена.