Итак, сумма была фантастической. Именно поэтому он не поленился вылететь в Москву, откуда позвонил Маше и потребовал, чтобы она немедленно приехала к нему. Маша, очевидно, была внутренне готова к такому повороту в своей судьбе. Разругавшись с мужем, она улетела в Москву к Хорькову. Когда знаешь, что у тебя есть надежное обеспечение, как-то решительнее и спокойнее идешь на конфликт.
Вдвоем они тщательно продумали все детали предстоящей операции. Маша предложила привлечь к ней заместителя начальника службы безопасности. По ее словам, он был безумно в нее влюблен и готов ради нее на все. После этого Хорьков дважды встречался с ним, обговаривая все детали. О том, что надо устранить свидетелей, первой заговорила сама Маша. Она твердо и спокойно объяснила мужчинам, что нельзя доверять ни такому шалопаю, как Эрик Глинштейн, ни такому размазне, как ее муж. Она все время употребляла именно это слово: «размазня». Очевидно, она не только не любила, но и совсем не уважала своего мужа. Все было обговорено, и все было решено. Потом Хорьков с Машей уехали в Финляндию.
Десятого июня груз был вывезен. Все прошло гладко и дальше развивалось по разработанному ими плану. Одиннадцатого июня автомобиль с двумя молодыми учеными свалился в овраг и загорелся. Маша выехала на похороны и стояла у гроба бледная от волнения. Ее глаза были полны слез; она казалась воплощением скорби. Вернувшись с похорон, она поразила даже Хорькова. В ту ночь она была столь страстна и столь дерзка, как никогда раньше, словно смерть мужа окончательно освободила ее от всех условностей. Эта была незабываемая ночь и для Хорькова. Он понял, что отныне связан с Машей навсегда. Ребенка она обычно оставляла у матери, чтобы он ей не мешал. Казалось, все вдет так, как они и задумали.
Несколько дней назад груз должен был пройти границу. Хорьков сам звонил всем, требуя точной проверки. Он не сомневался, что груз прибудет нормально и его можно будет сразу отправлять в Данию, откуда его перегрузят в ящики и переправят дальше — в Германию и Францию. Но неожиданно все получилось иначе. До места назначения дошел только один ящик. Второго в вагоне не оказалось. Сопровождавший грузы человек из его боевиков ничего не мог объяснить. Даже итальянец, который пересек границу вместе с этим проклятым грузом, и тот ничего не знал. Ясно было лишь, что произошло невероятное. И один из людей Сирийца похитил ящик. Это было неправдоподобно, невозможно, немыслимо, но это случилось, и они начали поиск исчезнвшего Сухарева по всей стране.
Первый ящик благополучно достиг Дании и был перегружен для отправки в Германию и дальше. Второго ящика нигде не могли найти. Рассерженный синьор Ревелли звонил в Хельсинки по двадцать раз в день. И еще по стольку же раз сам Хорьков звонил Законнику в Санкт-Петербург, требуя немедленно найти ящик.
К этому времени он уже знал, что все причастные к похищению груза были жестоко наказаны. Погибли Сириец и его боевики, застрелился Сухарев, но груза по-прежнему не было. Наконец появилось это сообщение об облученном Сухареве. И Сергей Хорьков понял, что случилось самое, страшное, что только могло. Груз исчез окончательно, и найти его теперь нет никакой возможности. Следовало исходить из того непреложного факта, что итальянцы захотят получить половину своих денег, переведенных ему в качестве оплаты за эти ящики. Деньги придется возвращать, да еще и платить колоссальную неустойку, как было условлено в случае нарушения договора. Плюс выслушивать постоянные упреки синьора Ревелли.
Рассудив, что это слишком большая плата за неприятности, Хорьков решил продать свой дом в Хельсинки и переехать на постоянное место жительства в Россию. Он был убежден, что там его итальянцы не посмеют потревожить. В конце концов, он и так сделал почти невозможное, сумел обеспечить им доставку одного ящика.
Четырнадцатого августа он вернулся из Хельсинки в Москву, заказав два билета первого класса для себя и Маши. В аэропорту их уже встречала обычная когорта его охранников и телохранителей. А его длинноногая секретарша сразу сообщила ему о том, что в Москву уже трижды звонил синьор Ревелли. Нужно было набраться смелости и поговорить с ним. Хорьков решил сделать это не откладывая. Именно поэтому он позвонил своему итальянскому компаньону прямо из «Мерседеса», который на полной скорости мчался домой. Маша сидела рядом, глядя в окно. Она уже знала, что операция удалась лишь наполовину и из двух ящиков дошел только один.
Напротив, на просторном сиденье лимузина, сидела секретарша, хорошо знавшая английский язык. Хорьков попросил ее позвонить Ревелли. Когда тот ответил, он обменялся с ним парой-другой расхожих слов, которые знал, и передал телефон секретарше.
— Мистер Ревелли спрашивает, когда прибудет груз? — сказала девушка, взглянув на шефа голубыми глазами. Сидевшая рядом Маша повернула голову.
— Скажи, что груз исчез, — пояснил Хорьков.
— Он просит объяснений, — озадаченно произнесла секретарша.
— Каких объяснений? — разозлился Хорьков. — Передай, что в нашем деле всякое случается. Один ящик дошел до места назначения, вот и хорошо. Это и так очень неплохо.
Девушка перевела, а потом выслушала Ревелли и сказала:
— Он говорит, что это плохо. Он спрашивает, где второй ящик?
— Тупой сукин сын, — не выдержав, выругался Хорьков. — Объясни ему, что нет ящика. Его нет. Ты поняла? Так и объясни.
Она снова перевела и снова услышала какой-то ответ, после чего испуганно взглянула на Хорькова.
— Он ругается. Спрашивает, где деньги?
— Какие деньги? — разозлился, в свою очередь, Хорьков. — Они заплатили ровно половину, и я им послал половину груза. Значит, мы с ним в расчете. Так ему и передай. Скажи, что на остальную половину денег я не претендую. А он пусть не ищет второй ящик. И мы будем в расчете.
— Нет, — через некоторое время сказала девушка, — он с этим не согласен.
— А я чихал на его согласие, — разозлился Хорьков. — Скажи, что груза нет и я ничего не могу сделать.
— Он просит заплатить штраф. Ругается, говорит, что вы его сильно подвели.
— Скажи, что он кретин. Что его никто не подводил. Что это форс-мажорные обстоятельства. Что никто не виноват. Скажи — произошла накладка на границе.
Секретарша все добросовестно изложила по-английски, а Маша вдруг сказала:
— Чего этот макаронник хочет? Он что, не понимает, что мы не нарочно?
— Он кричит, что вы должны возместить ему ущерб, — пояснила секретарша, — вернуть все деньги.
Хорьков непроизвольно сложил пальцы в кукиш.
— Вот это ему вместо денег, — выдавил он, бешено вращая глазами. У него были круглые карие глаза. Он был немного лысоват и очень переживал из-за этого, тратя огромные деньги на остатки шевелюры. Крупный мясистый нос, полные щеки, большие уши, прижатые к голове. Хорьков показал кукиш, сунув его под нос девушке.