София любила атмосферу доков. Здесь у нее всегда было много дел. В тени старых пакгаузов скапливались все беды на свете. Здесь искали убежища бездомные, прячущиеся от осенних дождей, от ледяных тихоокеанских ветров, обрушивающихся на город с наступлением зимы, и от полицейских патрулей, в любое время года избегающих соваться в этот враждебный мир.
– Манча, остановите их!
Кряжистый мужчина сделал вид, что не слышит, и, прижимая к животу большой блокнот, записал в него номер очередного взмывшего в небо контейнера
– Не вынуждайте меня составлять протокол, Манча! Возьмите рацию и прикажите немедленно остановить работы! – не унималась София. – Видимость уже меньше восьми метров. Сами знаете, когда она становится меньше десяти метров, вы обязаны дать свисток на прекращение работ.
Бригадир Манча подписал страницу, отдал ее молодому табельщику и жестом приказал ему удалиться.
– Не стойте под стрелой! Вдруг сорвется? Падающий груз не разбирает, на кого грохнуться.
– Ничего, не сорвется. Вы меня слышали, Манча?
– Что у меня, лазер в глазу? – проворчал бригадир, щипая себя за мочку уха.
– Ваша недобросовестность сильнее любого дальномера! Не пытайтесь выиграть время. Немедленно прекратите работы и закройте порт, иначе будет поздно!
– Вы работаете здесь четыре месяца, и никогда еще производительность не падала так, как за это время. Вы станете сами кормить семьи моих товарищей в конце недели?
К зоне погрузки подъехал трактор. Водитель почти ничего не видел и чуть было не врезался в тягач.
– Проваливайте отсюда, мэм, сами видите, вы мешаете!
– Мешаю не я, мешает туман. Придется вам расплатиться с докерами другим способом. Уверена, их дети предпочтут увидеть своих отцов сегодня вечером, а не получить от профсоюза страховку за их гибель. Пошевеливайтесь, Манча, еще две минуты – и я выпишу вам повестку в суд и сама дам свидетельские показания.
Бригадир посмотрел на Софию и сплюнул в воду.
– Полюбуйтесь, кругов на воде и то не разглядеть!
Манча пожал плечами, взял рацию и нехотя распорядился прекратить все работы. Через несколько секунд прозвучало четыре гудка, разом остановившие балет кранов, грузоподъемников, погрузчиков, отвальщиков и всей остальной техники, работавшей на пирсе и на борту грузовых судов. Портовым гудкам ответил издали туманный горн буксира.
– Из-за простоев порт в конце концов закроется.
– Не я управляю хорошей погодой и дождями, Манча. Мой долг – спасать ваших людей от самоубийства. Хватит смотреть на меня, как на врага! Терпеть не могу, когда мы цапаемся. Лучше идемте, я угощу вас кофе и яичницей.
– Можете сколько угодно упрекать меня своим ангельским взором. Учтите, при видимости десять метров я возобновлю работы.
– Сначала сумейте прочесть название на носу корабля! Вы идете?
В «Рыбацкой закусочной», лучшей в порту, уже было не протолкнуться. Всякий раз в туман докеры набивались сюда, не оставляя надежды, что погода вот-вот прояснится и день не пропадет даром. Пожилые сидели за столиками в глубине зала, молодые стояли у стойки, грызли ногти и пытались разглядеть в окно корабельный нос или стрелу бортового крана – первые признаки прояснения. Болтали о всякой чепухе, но каждый истово молился в душе о везении. Для этих разнорабочих, вкалывающих днем и ночью без жалоб на ржавчину и соль, вытеснивших, кажется, из их суставов костную ткань, для всех этих мужчин с бесчувственными мозолистыми ладонями не было ничего хуже, чем вернуться домой всего с несколькими долларами гарантированной профсоюзной получки в кармане.
В закусочной было оглушительно шумно: звенела посуда, вырывался из кофейной машины пар, бренчали в стаканах кубики льда. Докеры теснились группами по шесть человек на скамейках, обтянутых красным дерматином, и почти не пытались перекричать общий гвалт.
Матильда, официантка со стрижкой под Одри Хепберн, хрупкая женщина в клетчатой парусиновой блузке, несет поднос, так тесно уставленный бутылками, что ее умение сохранять равновесие кажется чудом. С торчащим из кармана передника блокнотиком заказов она снует между кухней и стойкой, между баром и столиками, между залом и кассой. В такие туманные дни она носится без передышки, но все равно предпочитает эту суету одиночеству при ясном небе. Она щедра на улыбки, умеет и состроить глазки, и хлестко отбрить нахала – все это ее способы поднять посетителям настроение. Дверь открывается, она оборачивается и улыбается: она хорошо знакома с только что вошедшей.
– София! Пятый столик! Поторопись, я уже собиралась за него сесть, иначе ты бы его не получила. Сейчас я принесу вам кофе.
София садится за столик вместе с не прекращающим ворчать бригадиром.
– Пять лет им твержу: установите, наконец, вольфрамовые светильники, так мы получим лишние двадцать рабочих дней в году. А нормы эти дурацкие: мои парни умеют работать и при видимости в пять метров, это же сплошь профессионалы!
– Бросьте, Манча, у вас тридцать семь процентов новичков!
– Новички для того и приходят, чтобы учиться! Наше ремесло передается от отца к сыну, здесь никто не играет чужими жизнями. Докерскую карточку во все времена надо было заслужить.
Физиономия Манчи смягчается, когда Матильда прерывает их. Она приносит заказ, гордая своим проворством, достигнутым долгой тренировкой.
– Ваша яичница с беконом, Манча. Ты, София, наверное, не станешь есть, как всегда. Я все равно принесла тебе кофе с молоком, без пенок, хотя ты и его не станешь пить. Хлеб, кетчуп – все, что полагается!
Манча благодарит ее с набитым ртом Матильда спрашивает неуверенным голосом, свободна ли София вечером. София обещает заехать за ней в конце смены. Официантка с облегчением исчезает в густеющей с каждой минутой толпе посетителей. Из глубины закусочной проталкивается к выходу мужчина внушительного вида. У их столика он задерживается, чтобы поприветствовать бригадира. Манча вытирает рот и встает для рукопожатия.
– Что ты тут делаешь?
– То же, что и ты: заглянул на огонек к лучшей яичнице в городе.
– Ты знаком с нашим инспектором по безопасности лейтенантом Софией?…
– Мы еще не имели удовольствия познакомиться, – прерывает Манчу София, поднимаясь.
– Тогда я представляю вам своего старого друга, – говорит тот, – инспектор Джордж Пильгес из полиции Сан-Франциско.
Она радостно протянула руку детективу. Тот смерил ее удивленным взглядом. На поясе у Софии ожил пейджер.
– Кажется, вас вызывают, – сказал Пильгес. София посмотрела на приборчик у себя на талии.
Над цифрой 7 настойчиво мигал светодиод.
– У вас доходит до семи? Видать, важная у вас работенка! У нас выше четверки не бывает.