— Они прощупали стены, прочесали парк, допросили старуху — чего ещё от них требовать? И потом, в те времена я немного выпивал, поэтому не вызывал большого доверия как свидетель.
— Кто эта старуха, которую вы упомянули?
— Та самая заведующая. Идёмте!
О'Малли нашёл в своей пугающей связке другой ключ, отпер один из кабинетов и вошёл туда первым. Оба оконца в комнате были такими грязными, что в них с трудом проникал свет. Заросший пылью деревянный пюпитр был придвинут к стене, в углу, рядом с покосившейся вешалкой, громоздилось перевёрнутое кресло. В таком же плачевном состоянии был большой шкаф с выдвижными ящиками напротив.
— Понятия не имею, почему эту берлогу величали «профессорским залом». Здесь вела занятия одна она, — сказал О'Малли, роясь в старых пожелтевших газетах на полках у стены.
— Глядите: вот она, старуха!
И охранник показал Джонатану фотографию на первой газетной странице. Женщине, стоявшей на снимке в окружении четырех учеников, было на вид всего лет тридцать.
— Почему вы называете её старухой? — спросил Джонатан, всматриваясь в фотографию.
— Потому что мне самому было тогда всего двадцать, — пробубнил О'Малли, разбрасывая ногой комья свалявшейся пыли.
Джонатан подошёл к окну, чтобы лучше разглядеть пожелтевший снимок. Лицо молодой женщины ничего ему не говорило, но привлекла внимание её рука, вернее, внушительный бриллиант на безымянном пальце.
— Это и есть Джонас? — спросил Джонатан, указывая на молодого человека справа от преподавательницы.
— Откуда вы знаете? — удивился О'Малли.
— Ничего я не знаю, — пожал плечами эксперт.
Он сложил газету студенческого городка и сунул её в карман. Молодой человек на фотографии держал руки за спиной и щурил глаза — возможно, просто чтобы не моргнуть при вспышке.
— Как звали эту «старуху» на самом деле?
— Никак, только так.
— Но когда она к вам обращалась, вы наверняка не прибавляли к своему ответу обращение «старуха»! — не отставал Джонатан.
— Она к нам не обращалась, нам тоже было не о чём с ней толковать.
— Почему вы её так ненавидите, мистер О'Малли? Старый сторож повернулся к Джонатану.
— Зачем вы сюда пожаловали, мистер Гарднер? Все это давно поросло быльём, к чему ворошить прошлое? Меня ждёт работа, нам пора уходить.
Но Джонатан схватил его за руку.
— Вот вы говорите о прошлом… Я сам — плен ник неведомой мне эпохи, и у меня очень мало времени на то, чтобы узнать, что там скрывается. Знакомый одного знакомого говорил, что достаточно кончика нити, чтобы восстановить ход событий. Я ищу недостающий элемент головоломки, он позволит мне нарисовать всю картину. Вы нужны мне, мистер О'Малли!
Сторож внимательно смотрел на Джонатана и тяжело дышал.
— Здесь ставили опыты. Поэтому кафедру и прикрыли: чтобы избежать скандала после исчезновения Джонаса.
— Что за опыты?
— Сюда отбирали тех студентов, кому снились кошмары. Знаю, это может показаться бессмыслицей, но именно так и было.
— Кошмары о чём, О'Малли?
Тот часто моргал, ему было тяжело отвечать на этот вопрос. Джонатан поощрительно положил руку ему на плечо.
— Им представлялось, будто они переживают события, происходившие в давние времена, да?
О'Малли утвердительно кивнул.
— Она погружала их в транс. Говорила, что пытается таким способом докопаться до глубин нашего подсознания, привести в пороговое состояние, когда становится доступной память о наших прежних жизнях…
— Вы тогда не имели отношения к службе безопасности, а были одним их её студентов. Я прав, О'Малли?
— Да, мистер Гарднер, я действительно у неё учился. Когда лабораторию прикрыли, мне уже больше ничему не хотелось учиться.
— Что с вами случилось, О'Малли?
— На втором курсе она стала вводить нам в вены какое-то вещество — якобы чтобы вызвать «явление». После третьей инъекции мы с Корали все вспомнили. Вы готовы услышать по-настоящему страшный рассказ, мистер Гарднер? Ну, так пеняйте на себя. Слушайте хорошенько!
В 1807 году мы с женой, оказывается, жили в Чикаго. Я мирно торговал бочками, покуда Корали не убила нашу дочь. Малютке был всего годик, когда она задушила её пелёнками. Я любил жену, но у неё была болезнь, при которой разрушаются мозговые клетки. Первые симптомы — всего лишь короткие вспышки ярости, но через пять лет больные окончательно сходят с ума. Корали казнили на виселице. Вы не представляете, что это за страдание, когда палач не затягивает из милости к приговорённому узел, который может сразу сломать позвоночник! Я видел, как она болталась на верёвке, как лила слезы, умоляя прекратить её мучения… Я готов был собственными руками поубивать всех этих подлых зевак, сбежавшихся на её смерть, но чувствовал себя в толпе совершенно бессильным.
Все возобновилось в 1843 году, я её не узнавал, она меня тоже, но любовь была невероятная. В наши дни такой любви больше не бывает, мистер Гарднер. Новая стадия началась в 1902 году. Старуха предупредила, что это будет повторяться снова и снова. Не важно, какое имя у моей жены, какое лицо — душа у неё остаётся одна и та же, и безумие, губящее нас обоих, то же самое… Единственный способ навсегда прекратить наши страдания — это чтобы один из нас при жизни отказался от любви. Если не произойдёт этого отказа от чувства, приковывающего одного к другому, в каждой новой жизни мы будем встречаться опять, и опять будет происходить та же история, сулящая те же страдания.
— Вы ей поверили?
— Если бы вы видели наяву такие же кошмары, мистер Гарднер, вы бы тоже ей поверили!
Когда закрыли лабораторию, невеста О'Малли переживала третий по счёту приступ неконтролируемой ярости. В возрасте 23 лет она наложила на себя руки. Молодой человек сбежал в Канаду, а через двадцать лет вернулся в Иейл и нанялся сторожем. К этому времени он так изменился, что никто уже его не узнавал.
— Кто-нибудь догадался, что стряслось с этим Джонасом?
— Старуха его убила.
— Откуда такая уверенность?
— У него тоже были похожие сны. Утром перед исчезновением он объявил, что срочно уезжает в Лондон., то что бы они, по-вашему, сделали: поверили мне или законопатили в сумасшедший дом?
— О'Малли проводил Джонатана до машины, которую тот оставил на стоянке кампуса. На вопрос Джонатана, зачем он сюда вернулся, О'Малли ответил, пожав плечами:
— Это место, где я чувствую себя ближе всего к ней. У мест тоже есть память, мистер Гарднер.
Когда Джонатан уже собрался тронуться с места, О'Малли наклонился к его окну.
— Старуху звали Алисой Уолтон.