— Возьми хотя бы ключи от моей квартиры и напиши статью дома.
— Мне будет удобней в гостинице. Думаю, что у тебя я не смогу сосредоточиться, слишком уж соблазнительно посещение твоего «палаццо».
— Ну, это у тебя много времени не займет, там всего одна комната.
— Ты действительно мой любимый дурачок — я ведь имела в виду соблазнить тебя, глупый! В следующий раз, Томас, — это если я передумаю — я позволю себе удовольствие разбудить тебя, позвонив в твою дверь. До скорого!
И Марина удалилась, помахав ему на прощание.
* * *
— Как у тебя, все в порядке? — спросил Кнапп, когда Томас вернулся в кабинет, сердито захлопнув за собой дверь.
— Ну ты даешь! Я прилетаю в Берлин с Мариной всего на одну ночь, последнюю перед отъездом, а у тебя тут же находится предлог, чтобы отнять ее у меня. Думаешь, я поверил, что у тебя не было никого другого под рукой? Что с тобой случилось, скажи ради бога! Может, она тебе нравится и ты ревнуешь ее ко мне? Может, тебя так душит честолюбие, что, кроме своей газеты, ты уже ничего не видишь? Может, хочешь сам провести со мной вечер?
— Все сказал? — спросил Кнапп, возвращаясь на свое место за письменным столом.
— Ну признайся, что ты редкостный пакостник! — яростно продолжал Томас.
— Я сильно сомневаюсь, что мы с тобой проведем этот вечер вместе. Сядь-ка в это кресло, мне нужно с тобой поговорить, а с учетом того, что я хочу сообщить, тебе лучше выслушать это сидя.
* * *
Парк Тиргартена был погружен в вечерний полумрак. На его мощеные дорожки лился тусклый желтоватый свет старинных фонарей. Джулия подошла к каналу. На берегу озера лодочники сцепляли вместе свои суденышки. Она свернула к той опушке, где находился зоосад. Чуть дальше через реку перешагивал мост. Джулия побрела прямо по лесу, не боясь заблудиться, словно каждая тропинка, каждое дерево в этом парке были ей хорошо знакомы. Теперь перед ней высилась колонна Победы. Она обошла круглую площадку, и ноги сами понесли ее к Бранденбургским воротам. Внезапно Джулия остановилась: она узнала место, где очутилась. Почти двадцать лет назад за поворотом этой аллеи находилась часть Стены. Именно тут она впервые увидела Томаса. А сегодня под липой стояла самая обыкновенная скамья для посетителей парка.
— Я так и знал, что найду тебя здесь, — произнес голос у нее за спиной. — Походка у тебя совсем не изменилась.
Джулия вздрогнула, у нее замерло сердце.
— Томас!
— Даже не знаю, что положено делать в таких случаях — пожимать друг другу руки, обниматься? — нерешительно сказал он.
— Вот и я не знаю, — ответила она.
— Кнапп сообщил мне, что ты в Берлине, но он не знал, где именно, и я сначала подумал, не обзвонить ли мне все молодежные хостелы, но их теперь в нашем городе такая уйма… И тогда я сообразил, что, скорее всего, ты придешь сюда.
— Голос у тебя прежний, только чуточку ниже, — сказала Джулия, улыбаясь дрожащими губами.
Он шагнул к ней.
— Если хочешь, я могу вскарабкаться на это дерево и спрыгнуть вниз вон с той ветки — это примерно та же высота, с которой я тогда упал в твои объятия.
Он сделал еще один шаг и обнял ее.
— Время прошло так быстро, а шло так медленно, — сказал он, и его руки сжали ее еще крепче.
— Ты плачешь? — спросила Джулия, гладя его по щеке.
— Нет, просто пылинка в глаз попала… а у тебя?
— А у меня ее сестра-близняшка; глупо, правда? Ведь никакого ветра и в помине нет.
— Тогда закрой глаза, — попросил Томас.
И он знакомым, давним движением легко обвел кончиком пальца губы Джулии, а потом коснулся поцелуем ее век.
— Это был самый чудесный способ пожелать мне доброго утра.
И Джулия приникла щекой к шее Томаса.
— И запах у тебя все тот же, я так и не смогла его забыть.
— Пойдем, — сказал он, — уже холодно, ты вся дрожишь.
Томас взял Джулию за руку и повел в сторону Бранденбургских ворот.
— Ты ведь была сегодня в аэропорту?
— Да, а откуда ты знаешь?
— Почему не окликнула меня?
— Наверное, потому, что не очень-то хотела знакомиться с твоей женой.
— Ее зовут Марина.
— Красивое имя.
— Это моя подруга, мы связаны эпистолическими отношениями.
— Хочешь сказать — эпизодическими?
— Что-то вроде этого; знаешь, я ведь по-прежнему слабо владею твоим языком.
— Да нет, ты справляешься совсем неплохо. Выйдя из парка, они пересекли площадь.
Томас подвел ее к террасе кафе. Они сели за столик и долго молча глядели друг на друга, не в силах найти нужные слова.
— С ума сойти, ты совсем не изменилась, — сказал наконец Томас.
— О нет, за эти годы я здорово изменилась, уверяю тебя. Посмотрел бы ты на меня утром, сразу бы понял, сколько лет прошло.
— Мне это не нужно, я считал каждый из них.
Официант откупорил бутылку белого вина, заказанного Томасом.
— Томас, я хочу, чтобы ты знал… насчет твоего письма…
— Кнапп мне все рассказал о вашей встрече. Н-да, твой отец вел себя достаточно последовательно!
Он поднял бокал и легонько чокнулся с Джулией. Какая-то пара остановилась возле них, любуясь красотой колоннады.
— Ты счастлива? Джулия молчала.
— Что у тебя хорошего в жизни? — спросил Томас.
— Вот сижу в Берлине, с тобой, и так же ничего не понимаю, как двадцать лет назад.
— Почему ты приехала?
— У меня же не было твоего обратного адреса. Твое письмо шло ко мне целых двадцать лет, я перестала доверять почте.
— Ты замужем, есть дети?
— Нет еще, — ответила Джулия.
— Нет еще детей или не замужем?
— И детей еще нет, и не замужем.
— А какие планы на будущее?
— У тебя шрам на подбородке, раньше его не было.
— Раньше я падал только со стены, а не от взрывной волны мины.
— Ты стал солидней, — с улыбкой сказала Джулия.
— Спасибо на добром слове!
— Это комплимент, поверь мне, так ты выглядишь лучше.
— Не умеешь ты врать, но я постарел, это факт. Есть хочешь?
— Нет, — ответила Джулия, пряча глаза.
— Я тоже нет. Может, пойдем побродим?
— Знаешь, у меня такое впечатление, что каждое мое слово звучит по-дурацки.
— Вовсе нет, но ты мне пока ничего не рассказала о своей жизни, — грустно сказал Томас.