– Не хочу, надоело. Папа – мужчина. А я все-таки женщина.
– Ах, женщина?! – подхватил Бесо. – Ну а какого тогда черта обрилась, как завшивевший новобранец? Такие волосы были!
– Нашел, чего жалеть. – Я полезла в висевшую на спинке стула сумку – пора уже вспомнить об истинной причине моего визита. Не пообедать, чай, зашла и не о жизни потрепаться. – Ты мне лучше вот что скажи... – я выложила перед ним на столе несколько отснятых копий. – Вот это – что?
Бесо вынул из кармана шелковой домашней куртки очки, нацепил на нос и углубился в чтение. Я же, покуривая, наблюдала за реакцией. А она последовала почти сразу – лицо и шея Бесо начали покрываться красными пятнами, на щеках заходили желваки, а свободная рука сжалась в кулак.
– Где ты взяла эту липу? – грозно спросил Бесо, отбросив от себя листы, как будто это были грязные тряпки.
– Угадай.
– Тут тебе не «Угадай мелодию»! Отвечай, когда спрашивают!
– Я бы на твоем месте поостереглась так со мной разговаривать, Бесо.
– А ты сперва влезь на него, на место это, соплячка! – загремел он, взбешенный уже не на шутку. – Ишь, выискалась – учить меня, допросы устраивать!
– И что ты сделаешь? – поинтересовалась я, совершенно не испугавшись. – Отцу позвонишь? А вот тебе трубочка, – я вынула мобильный и протянула Бесо. – Набрать номер? Или сам справишься?
Бесо выскочил из-за стола и заметался по кухне, сшибая на ходу все, что попадалось. Я видела, что он взбешен так, что еле сдерживается, но звонить отцу не станет. Как он объяснит появление документов его фирмы и особенно – наличие на своих счетах пропавших у отца денег?
– Это твой... одноглазый паленый черт! – выпалил Бесо, останавливаясь напротив меня и опираясь руками о столешницу. – Это только он мог такое состряпать – некому больше-то!
– Думай, что говоришь! Это копии финансовых документов твоей турфирмы! Своих подписей не узнаешь?!
Бесо тяжело опустился на стул и потянулся к бутылке минеральной воды. Не прибегая к помощи стакана, прямо из горлышка глотал пузырящуюся жидкость, не замечая, что она льется и на куртку, и на грудь в вырезе воротника. Отшвырнув пустую бутылку, заговорил громким шепотом:
– А ведь я не при делах, Санька! Вообще не в теме – здоровьем Медеи клянусь!
– Но подпись твоя?
– Моя! Но бог свидетель – я этих денег не видел и не брал!
– Бесо, я что, по-твоему, – слепая? Нет, я только хромая и безрукая, а с головой у меня все в порядке! Подпись твоя – а денег не видел? Очень смешно.
Я умолкла, продолжая наблюдать за Бесо. Хотелось курить, но в пачке, увы, уже не осталось сигарет, а курить крепкие я не могу. Пришлось терпеть. Бесо же тер виски и шею, хрустел пальцами и все думал, думал... Мне казалось, что я даже вижу, как мысли в панике мечутся в его голове. Он бормотал что-то по-грузински, поднимая к потолку глаза, как будто там мог быть либо ответ, либо невидимый советчик, готовый ему этот ответ подсказать.
– Саня! Каюсь, был грех – подмахнул два пустых листа по пьяни, но это было для другого! – вдруг нормальным голосом сказал Бесо. – Точно, да – подписывал, но это на самом деле было не для «Ковчега»!
– Кто дал тебе подписать? – Я почувствовала зуд в ладони левой руки и мурашки, бегущие по спине.
– Медея.
– Кто?!
– Оглохла? Медея, жена моя. Дочке младшей что-то было нужно, я даже не понял.
– То есть ты подписал два пустых листа? И все? – Это была такая дурацкая и в то же время эффективная в своей глупости «разводка», что мне показалось, будто я ослышалась.
– Все! Мне и в голову не пришло... Сууука! – взревел Бесо, вскакивая из-за стола и хватая нож. – Зарежу падлу!
Я встала, опираясь рукой о стул, и попыталась как-то урезонить Бесо словами, но он не слушал и рвался из кухни.
Хорошо, что Медеи в этот момент не оказалось дома, а вмешательство Ираклия – личного охранника Бесо – помогло мне утихомирить разбушевавшегося хозяина, причем в буквальном смысле. Ираклий, особенно не церемонясь, связал ему руки за спиной поясом от его же куртки, усадил на стул и поднес к его губам стакан воды, в который перед этим накапал какое-то лекарство из темного аптечного флакона:
– Выпейте.
– ...к такой-то... вашу мать... всех! – прорычал, задыхаясь, Бесо, но выпил.
– Бесо, ты погоди, не кричи. Давай спокойно поговорим, – предложила я, снова усаживаясь за стол.
– Санька... в кого ты выросла такая ушлая? – пробормотал уже почти успокоившийся Бесо. – Как раскопала?
– Это не я, ты ведь знаешь.
– Одноглазый паленый черт... – процедил он, дергая связанными за спиной руками. – Ираклий, развяжи.
Тот вопросительно посмотрел на меня, и я кивнула – не опасно, мол. Пояс от куртки упал на пол, и Бесо принялся растирать запястья. Ираклий молча замер у стены. Где-то в доме хлопнула дверь, и Бесо напрягся, вслушиваясь.
– Явилась. Сюда ее позови, – бросил он охраннику, и тот удалился.
– Бесо... ты не кричи только сразу, ладно? – попросила я. Мне было жаль толстую добрую Медею, а в душе шевелилось предчувствие – она ни при чем, она сделала это не для себя, не ради собственной выгоды. Какая ей выгода? Она доступа к счетам не имеет, деньги снять не сможет. А провернуть какую-то хитрую многоходовую комбинацию у Медеи вряд ли хватит сообразительности.
Она вошла в кухню – большая, мягкая, вся в черном и в черной же косынке, завязанной вокруг головы концами назад. Тонкие губы расплылись в улыбке, когда Медея увидела меня. Пухлые руки разлетелись в стороны, как крылья, сделав ее похожей на огромную черную наседку, призывающую цыплят укрыться от неприятностей.
– Сашенька, девочка! Приехала к старикам! Иди же, обниму тебя!
Я встала, неловко шагнула в ее сторону, и Медея, глядя на то, как я прихрамываю, всхлипнула, метнулась ко мне сама с необычайной для ее комплекции прытью, обхватила руками, прижала мое лицо к пахнущей какими-то мягкими духами груди:
– Деточка! Похудела совсем...
У меня щипало в носу, но я держалась. Больше всего мне сейчас хотелось заплакать и почувствовать: мне сопереживают, меня жалеют. Но я не могу позволить себе слабости. Не могу! Я – папина дочь, я должна вести себя так, как вел бы он, а уж мой-то папенька ни за что не показал бы слабины даже другу.
Бесо все это время курил и шумно прихлебывал услужливо налитый Ираклием чай. Наконец решил, что пришел финал душещипательной сцены, и крякнул в кулак. Медея вздрогнула всем телом и выпустила меня. Я отошла к столу и села, подвинула к себе чашку с остывшим чаем и сделала большой глоток. Почему-то так трудно дышать, трудно повернуть голову и посмотреть на так и оставшуюся на прежнем месте Медею.
– Где шлялась? – начал Бесо спокойно, но я видела, как вздулись вены на висках от ярости, которую он с трудом сдерживал.