А Томас вытащил меч, луч солнца жутко блеснул во всю длину лезвия размером с потолочную балку. Голос его был свиреп как у сарацина перед боем за торжество веры ислама:
— Да, ты не был на сборе. Но отныне это мое королевство. И всякий, кто противится воле короля, умрет!
Сэр Малькольм, не двигаясь с места, сказал невозмутимо:
— Я не был на собрании воинов, но это не значит, что не признаю волю знатнейших рыцарей. И хотя я сам предпочел бы другого короля, но сейчас говорю: добро пожаловать во владения Мангольдов, где неделю тому прекратился древний род этих великих воинов!
Он слегка поклонился, отступил, давая дорогу. Расступились и другие, хотя смотрели зло, угрожающе, позвякивали мечами и топорами. Томас слез с коня, швырнул поводья в лицо Малькольму. Часть рыцарей спешилась вслед за королем, другие зорко посматривали по сторонам, выискивали засевших арбалетчиков. Макдональд с высоты седла критически оглядел сэра Малькольма:
— В каком вы виде, рыцарь? Перед вами целый король стоит!.. А вы и ухом не моргнули! И не трясите мордой лица, если хотите и дальше сохранить какую-то власть и влияние.
Томас, не слушая дальше, бегом бросился в черную башню. Олег догнал уже на ступеньках. Сзади топали трое или четверо рыцарей. Томас бросил через плечо встревожено:
— Одного я не понял... Он сказал, что невозможно поговорить с Клотильдой, мерзновеннейшей из ведьм, но пропустил меня свободно!
Олег крикнул вдогонку:
— Ты что, ворон не видел?
— Видел...
Томас осекся. Смертельная бледность залила лицо, он как ветер понесся по винтовой лестнице. Олег, хоть и не тащил на себе два пуда железа, едва поспевал: Томас как горный козел прыгал через две ступени. Рыцари сразу отстали так, словно шестой день взбирались на Мировое Дерево.
На верхней площадке была только одна дверь. Возле нее виднелась сгорбленная фигурка священника, тот сидел на корточках. Обе руки бережно прижимали к впалой груди толстую книгу в латунном переплете. Увидев взбегающих вооруженных людей, испуганно вскочил, побелел лицом.
— Еще жива? — крикнул Томас, задыхаясь и хватая ртом воздух, как глубокодонная рыба.
— Еще... — пролепетал священник, его трясло, он с ужасом оглядывался на дверь. Олег уловил слабый запах серы, горелой смолы. — Но она... гонит меня...
Томас спросил быстро:
— Тебя или твою книгу?
Не дожидаясь ответа, рывком распахнул дверь. По ушам стегнул злобный крик ворон, пахнуло дымом, донесся далекий сдавленный хохот, слабый стон, скрежет. Потом в полумраке прорисовалось окно, но по ту сторону так часто мелькали черные тени, что Томас не сразу разглядел широкое ложе с роскошными звериными шкурами, расшитыми подушками. Олег вошел следом в тесную комнату, стены круглые, окна забраны железными решетками. На ложе, только сейчас разглядел, иссохшая безобразная старуха с крючковатым носом, щеки впали, выпученные глаза с ужасом смотрят в потолок. Руки дергаются, пальцы мнут шкуру с такой силой, что слышится скрип.
Олег сказал быстро:
— Закрой дверь!
Томас послушно притянул за собой дверь. Пальцы старухи сразу затихли, а из высохшей груди вырвался глубокий вздох. Веки начали закрываться. Томас вскрикнул:
— Погоди!.. Я приведу священников, дабы отмолили твои грехи, но ты за это...
Ведьма прошептала тихо, но ее свистящий шепот был похож на шелест ползущей гадюки, и Томас умолк на полуслове.
— Поздно... Меня ужасает вид Книги... меня терзают слова Откровения... меня сжигает...
Томас перебил:
— Все равно! Что-то всегда можно сделать. Давай договоримся.
Ведьма прошептала, не поднимая век:
— Ночами я творила черное... кровь младенцев... крылья упырей... кости самоубийц из чужих гробов... за что не найду покоя в своем...
— Ну-ну, — перебил Томас с гневным отвращением, — наш прелат говорит, что раскаяться можно и в последний миг жизни.
Ее шепот был едва слышен:
— Брехня... Что натворил, то натворил... Но я прошу... Святой водой обрызгайте мой труп, тогда мне будет нипочем... И гроб мой окропите... И саван... и черный весь покров... А гроб из толстого свинца, семью толстыми обручами оковать... внести во храм и пред алтарем прибить к помосту на штырях железных... еще и цепями приковать толстыми, как змеи... И цепи тоже окропите... И пусть священники три дня и три ночи кряду читают заупокойные о моей душе... чтоб сорок на хорах... и свечи чтоб горели...
Рыцари за спиной Томаса начали переговариваться, ведьма совсем обнаглела, хоть это и ее замок, но такие почести разве что епископу, да и то не всякому, а разве что близкому друге папе...
— Чтоб во все колокола, — продолжала ведьма угасающим голосом, — чтоб заперта во храме дверь была... Чтоб воскуряли фимиам во славу бога... чтобы все двери и окна крепкими запорами... до восхода солнца... Всех священников одари... пусть поют трое суток... И тогда все — твое! Земли Мангольдов, замок, подвалы...
Шепот оборвался. Лицо исказилось, она с ужасом смотрела в потолок. Томас хмуро кивнул, отступил на шаг, указал калике взглядом на ведьму. Олег покачал головой, брезговал или боялся покойников, и тогда из-за спины Томаса выступил неустрашимый Макдональд, провел ладонью по лицу ведьмы. Ее веки опустились.
— Видите, — прошептал Томас своим рыцарям укоряюще. — Старик, а не боится ведьмы.
Рыцари мялись, только один пробормотал:
— Так то Макдональд... Она ему еще и не то позволяла.
— Опустить ли, задрать ли, — бросил второй, оправдываясь. — Потому он и дорогу в тумане... Ваше величество, вы в самом деле проявите такую неразумную щедрость?
Томас сказал надменно:
— Почему нет? Все-таки мы отбираем в свое распоряжение... э-э... принимаем под свою милостивую длань немалые земли с селами, лугами, мостами, дорогами, лесом и двумя озерами. Да один этот замок чего стоит! Сэр Макдональд, ты возьми на себя заботу выполнить последнюю волю усопшей. Не скупись на священников, колокола пусть не умолкают, не оглохнем, свечи доставить самые толстые из чистого воска, кузнецы пусть спешно куют цепи... Да увидит весь народ и все знатное рыцарство, что король не хранит зла на мерзавца, который пытался убить его так подло!
Церковь высилась из массивных каменных глыб, между камнями зеленел мох, узкие окна забраны толстыми железными гратами. Колокольня, высокая и тоже великолепно приспособленная для обороны, примыкала слева. По винтовой лестнице можно подниматься только по одному, защитить легко, а стрелки за верхним парапетом могут держать под прицелом весь двор.