Месяцы осады истощили великий город.
Аор сделал все, что было в человеческих силах. Но каждый день уносил сотни жизней. В городе умирали дети.
Аор выдержал отчаянную борьбу с храмовой общиной, и ему удалось добиться осуществления своего плана. Ночью в город вошли дружины Антимаха. Окружили храмы. Под угрозой оружия Жрецы провели обряд посвящения. Властолюбивый Антимах за царскую корону изменил индусам. Впрочем, очень может быть, что он все время вел двойную игру. Это сейчас совсем не важно. Все зависит от военной обстановки. Если индусы исчезнут, Антимах потеряет всю спесь и станет тем, чем должен стать. Вновь поднимут голову жрецы, Аор стравит их с Антимахом, достанет из заветного ларчика драгоценный папирус и вновь окажется господином положения.
Индусы… В чем же он просчитался? Почему до сих пор не подает о себе вестей молодой львенок, выпушенный им на свободу? Какова теперь его сила? Что, если он вмешается в политическую игру и смешает карты? Губы Аора кривит горькая усмешка. О чем это он? Городу осталось жить несколько часов. Бактра не выдержит этого последнего штурма, вместе с ней умрут все его планы.
Аор стоял на восточной городской башне. Его спутник, внимательно разглядывавший индусскую армию, первым нарушил молчание:
— Зачем нужны были четыре месяца отчаянного напряжения всех сил города? Зачем нужно было за каждый лень свободы отдавать десятки жизней, если сегодня город все равно лишится ее и обозленный сопротивлением неприятель сравняет с землей старинные башни и стены?
Аор лишь слегка пожал плечами.
— По-разному ценят свободу люди. Аля тех, что умерли на стенах, один день свободы был дороже десяти лет рабства. А тебе еще не поздно вернуться туда, откуда пришел. Сейчас самое время пополнить список блистательных измен.
Собеседник Аора, сдержавшись, прошептал одними губами:
— Кончается твое время, лисица. Пусть только индусы ворвутся в город,, и я прибью твой длинный язык к своему щиту.
Аор ничего не ответил.
Каждый по-своему переживал развертывающуюся перед ними грандиозную картину.
Из трех осадных башен, подвинутых вплотную к стенам города, посыпались на его защитников целые тучи стрел. Заработали с обеих сторон метательные машины, и резкий свист летящих камней наполнил воздух.
Башня содрогнулась от первого удара.
Глашатаи, шатаясь, взобрался на площадку башни. Из-под его разбитого наплечника бежала алая струйка.
— Все кончено. Северные ворота рухнули, передовой отряд индусов сейчас войдет в город, их боевые слоны сомнут наш заслон… — с трудом произнес гонец.
— Собрать всех, кто еще может держать оружие! Нужно заделать брешь! Я сам иду туда! — Аор рванулся к выходу, но сильная рука с царской печаткой на пальце удержала его на месте.
— Кажется, хватит, Дор. Ты проиграл, — и, обернувшись к глашатаю, он крикнул: — Передай мой приказ! Открыть все городские ворота! Оружие сдать сотникам! Бактра отдается на милость победителям!
Вдруг что-то странное в лице гонца заставило всех участников этой сцены невольно повернуть головы.
Вначале никто не мог понять, что происходит. Стройные отряды нападающих изломали свои четкие линии. Гул и рев, нарастая, приближался с севера.
Тылы и обозы осаждающих едва виднелись в мутном мареве пустыни. Именно там, в нечеткой дали, зародилось нечто могучее, надвигающееся неожиданно и стремительно. Из текучей от жары воздушной завесы оно наконец вырвалось на простор, и перед ликующими, восторженными, недоумевающими взглядами осажденных возникли, точно созданные из миража, из воздушных дрожащих струй, бесчисленные отряды сказочной армии…
Может быть, это сама богиня Афина привела сюда Олимпийские легионы? Может, это могучий Арес скачет там впереди, в пурпурной тунике? Подавленные ужасом индусы первое время почти не оказывали сопротивления. Вместо беззащитного города и богатой добычи перед ними возникали из песков пустыни ужасные кавалерийские фаланги гетайров.
Три щетинистых клина кавалерии, сея панику, глубоко вонзились в незащищенные тылы индусов. Они разорвали связи, соединявшие Пора с войском. Армии уже не было. Каждый командир, каждый отряд действовал, как придется. Отвести войска, перестроиться, спасти армию от разгрома этой словно из-под земли появившейся силы — вот единственно возможное, что еще мог предпринять индусский царь. Для этого требовалось задержать неприятельскую кавалерию, или хотя бы расстроить ее движение.
Пор приказал полку «бессмертных» следовать за собой, повернул всех бывших поблизости слонов, выставил их вперед и двинулся навстречу центральному клину, туда, где огненным языком мелькала туника неизвестного полководца. Пору пришлось прорываться сквозь собственную армию, объятую ужасом и замешательством, но по дороге ободренные примером своего командира, полки один за другим присоединялись к нему. Город, только что бывший центром трагедии, теперь потерял всякое значение и оставался простым зрителем жуткого и захватывающего зрелища — столкновения двух огромных армий.
Живые серые глыбы боевых слонов, точно гранитные утесы, надвигались на цепочки кавалерии; казалось, они без всякого труда сомнут и раздавят врага. Но как раз в этом-то и просчитался Пор. Алан знал, что главной ударной силой индусов являются слоны, и выработал особую тактику борьбы с неповоротливыми животными. Передовые линии его отрядов расступились в стороны, и каждый всадник мог свободно увертываться от ударов грозных бивней. Сотни стрел еще издали полетели навстречу слонам. Вскоре обезумевшие от боли животные стали похожи на плохо ощипанных птиц. Их гигантские туши, сбросив погонщиков, носились взад-вперед, уничтожая все на своем пути. Плотные ряды индусской пехоты не успевали расступаться перед ними, в то время как хорошо обученные греческие лошади легко уклонялись от ударов. Таким образом, еще до столкновения боевые порядки индусов были расстроены и смяты. Когда же слоны, разъяренные бесчисленными укусами отравленных копий, расчистили путь, Алан вновь сомкнул ряды своей конной фаланги, и об нее, как о стену, разбился последний наступательный порыв индусов. Самого Пора, раненного в плечо, из битвы едва успели вынести остатки «бессмертного» полка.
Однако это столкновение задержало Алана и дало возможность большому количеству индусских отрядов проскочить между сходящимися клиньями конницы. В беспорядочном бегстве они стали отходить на юг.
Затихал шум битвы, отступали последние отряды врагов… Город готовился к встрече освободителей. Ужасы многомесячной осады, голод и смерть, вражда и интриги — все было забыто в этот вечер, когда крылатая Ника* [41] опустилась у распахнутых настежь ворот города.
Все способные двигаться горожане вышли к воротам, и даже здесь, в городе, который был на грани смерти, нашлись цветы для воинов, принесших свободу и жизнь.
Роскошные ковры устилали центральную улицу города. И только один человек не вышел встречать победоносного полководца. Задыхаясь от злобы и зависти, стоял он все на той же башне, и рука с царской печаткой судорожно сжимала рукоять меча.